Пётр Кожевников - Год людоеда. Игры олигархов

И это тот Корней, который таскается к ним в засаленном китайском пуховике и военторговских ботинках со стертыми подошвами? А чего маскируется-то, проклятый? А если двойник? Сказывают же и такие истории. Да нет же, ну вылитый! Ай, сейчас увидит! Евфросинья, кажется, вовремя спохватилась и отвернулась от мужчины. Ремнев сделал несколько шагов в сторону дальнего склада, потом развернулся и направился к центральным воротам.

Уродливый мальчишка, с которым беседовал Корней, двигался в другую сторону, и Бабусе пришлось выбирать, за кем ей будет полезней проследить, чтобы понять, что связывает ее бывшего зятя с этим несчастным.

Свальная выбрала Ремнева и осторожно, чтобы не попасться ему на глаза, двинулась следом. Корней покинул рынок, вышел на проезжую часть и вдруг открыл дверь шикарного автомобиля. «Вот нехристь, машины крадет!» — догадалась пенсионерка и осмотрелась вокруг в поисках милиционера. К ее досаде, таковой не попадал в поле ее зрения, и Евфросинья Виленовна решила сама записать номер машины, чтобы сразу же сообщить об угоне куда следует. Она стала приближаться к большой черной машине, в которой уже сидел Корней, как вдруг увидела идущего ей навстречу мужчину в форме, на первый взгляд очень похожей на милицейскую.

— Мужчина, задержитесь, у меня к вам важный вопрос! Вы, я вижу, человек военный и врагов наших не боитесь! — Бабуся развела в стороны руки, усиливая свой призыв, ее мятущиеся глаза взывали о помощи. — Сынуля, дорогой ты мой, надо пресечь преступление!

— Что, мамаша? — Мужчина остановился и быстро огляделся по сторонам. — Какие проблемы? На вас напали?

Там машину угоняют! — Свальная указала рукой в вязаной перчатке в сторону проезжей части. — Вот эту, черную, сынок, а угонщик — мой зять, Корней Ремнев! Он один раз меня отвлек, а сам под потолком спрятался. А я наверх-то не часто смотрю, что мне там искать-то? Тем более что и спина у меня много лет балует! Так он, заморский угодник, у меня тогда все газеты советские вынес, почему я чуть было и не потеряла свое политическое лицо и доверие нашей родной партии.

— Понятно… А почему вы решили, что он — угонщик? Лицо мужчины казалось несколько опухшим. По возрасту он, конечно, не очень подходил пенсионерке в сыновья, но Евфросинья уже давно привыкла так обращаться к мужчинам, что давало ей, по ее мнению, некоторые преимущества в общении. Мужчина достал из кармана записную книжку, ручку и, покашиваясь в сторону автомобиля, записал номер.

— А что, зять-то с вами живет?

— Ну да, с нами! Ой, он нас увидел! Я сейчас в милицию тоже позвоню. Что за машина-то, вы мне скажите, я в них ничего не понимаю! Не дипломата ли какого, а то опять международный конфликт выйдет и натовцы на нас полный мораторий наложат! — Евфросинья сощурила глаза и выжидающе посмотрела на мужчину. — Надо мне проворней все сделать, а то он опять в музей уйдет и там за витриной выставится, а в музее-то его уже без спецразрешения не возьмешь, правда, да?

— Конечно. Это «сааб», шведская машина. А у вас и внучата есть, да, бабуля? — Мужчина задавал вопросы, на которые Свальная готова была отвечать очень долго. — Они что, с вами живут?

— Имеются и внучата: Ваня да Настя. Только родители, вот видишь, милый человек, непутевые попались. — Пенсионерка оживилась. — Этот-то хрен рогатый, он и в тюрьме успел за шпионаж отсидеть, и побродяжничать. Тоня-то, дочь моя, тоже пьянь еще та, — ну а как с таким козлом не пить? Мы через его друзей и квартиры дочерней лишились, нынче теперь все в моей хате однокомнатной маемся. Тоня-то его иной раз и на порог не пускает, и бьет его по морде, как собаку, а ему что кол на голове теши! А тут смотрю, Боже святый, — в такой одежде, как министр, а сам-то подкрался и прыг в машину! У самого-то такой роскоши всяко быть не может! Ну хапает он в морге с родни усопших, но не на такую же машину, которая, поди, одна всего этого рынка стоит! А если на западные подачки, то чем тогда наши спецслужбы занимаются? Да! А вначале он еще с мальчишкой уродливым хотел столковаться, наверное, настропалял того в машину залезть. Да тот-то, хоть и уродец и нищий, вроде меня, а на дурное дело-то не согласился и тихо так ушел от негодяя…

— В морге? — немного невпопад, словно не сразу сообразив, произнес мужчина. — Вы меня извините, мамаша, я обо всем куда следует сообщу, а вы, главное, не переживайте: будьте осторожны, раз ваш зять такая темная личность, постарайтесь себя от него обезопасить. Я вас сумею найти, вы только сами ничего не предпринимайте, а то мало ли что произойдет, сами понимаете. Всего доброго!

— Храни тебя Господь, сынуля! Звать-то как, чтоб помолиться за твое здоровьице? — Бабуся растерялась от столь внезапного прощания и, настроенная еще поговорить о своей семье, мечтательно посмотрела вслед мужчине. — Моей бы дурехе такого мужа, сразу видно, что мужик славный! Не то что этот ирод с фашистскими документами!

Станислав! — отозвался мужчина, а сам зашагал в сторону проезжей части и приблизился к автомобилю вишневого цвета, на котором было красиво написано «Эгида-плюс». Он сел рядом с водителем. Машина тронулась.

«Казалось бы, наша северная, а по некоторым данным, криминальная столица успела привыкнуть к убийствам и терактам. Впрочем, события последних дней, а особенно сегодняшней ночи сумели произвести впечатление даже на наиболее закаленных граждан. Взорванные цеха, сгоревшие суда, десятки убитых и раненых — это неполный перечень последствий войны, развязанной на территории филиалов судостроительного завода имени Немо. По мнению компетентных органов, происшедшее — результат кровавых разборок сильных мира сего за власть на этом все еще крупнейшем и единственном в своем роде отечественном производстве на территории Российской Федерации. Минувшей ночью неизвестные следствию палачи не пожалели даже певицу, всем нам известную Лялю Фенькину, чью полюбившуюся нашим радиослушателям песню «Первая ходка» мы и передаем в знак прощания с безвременно погибшей звездой эстрады». Дикторский голос неизвестного пола и возраста смолк, а взамен его завыла сибирская вьюга и встрепенулась тоскующая гитара.

Вадим Ананьевич выключил радио и выжидающе посмотрел на шофера. Они уже подъехали к заводским воротам № 4, которые находились под контролем верных Вадиму Сидеромову людей. В окне сторожевой будки, затянутом полиэтиленом, бледным цветом обозначилось лицо вахтера. Ворота со скрежетом, словно нехотя, отъехали, пропуская темно-синий «вольво» на территорию завода.

Машина мягко подкатила к зданию с вывеской «Клуб» и беззвучно замерла. Из дверей здания вышел мужчина в камуфляже и направился к «вольво», из задней двери которого уже выходил второй мужчина, в черной кожаной куртке и вязаной шапке. Вместе они встали около передней двери, давая возможность выйти низкорослому мужчине с усами, в длиннополом пальто угрюмо-салатного цвета. Сопровождающие пересекли своими контурами человека с усами с двух сторон и так, озираясь, дошли с ним до предусмотрительно открытых дверей. Впустив объект своей опеки в здание, мужчины еще раз оглянулись и разошлись. Экипированный в камуфляж вошел в здание клуба, а мужчина в куртке направился к автомобилю. Входная дверь закрылась. Машина отъехала.