Уильям Хортсберг - Сердце ангела. Рассказы

— А раньше они этого не говорили?

— Ни слова. Я возмутился. Устроил им небольшой скандал, и это было ошибкой. Дежурная пригрозила вызвать полицию, если я не уйду немедленно.

— И что вы сделали?

— Я ушел. А что оставалось? Это частная клиника, и мне не хотелось неприятностей. Вот почему я и нуждаюсь в ваших услугах.

— Вы хотите, чтобы я отправился туда и все выяснил?

— Вот именно. — Сифр выразительно воздел руки, словно давая понять, что ему нечего прятать. — Во-первых, я хочу знать, жив ли Джонни Фейворит — это очень важно. И если да, то где он находится.

Сунув руку во внутренний карман пиджака, я вытащил из него маленькую записную книжку в кожаном переплете и механический карандаш.

— Думаю, это несложно. Адрес и название клиники?

— «Мемориальная больница Эммы Додд Харвест», она находится к востоку от города, на Плезэнт Вэлли-роуд.

Я записал название и спросил имя доктора, выпроводившего Сифра.

— Фаулер. Кажется, его звали Альберт или Альфред.

— Фейворит зарегистрирован под собственным именем?

— Да. Джонатан Либлинг.

— Пожалуй, этого достаточно. — Я убрал книжку на место и поднялся. — Как мне связаться с вами?

— Лучше всего через моего адвоката. — Сифр разгладил усы кончиком указательного пальца. — Надеюсь, вы не покидаете меня? Я полагал, мы отобедаем вместе.

— Жаль отказываться от бесплатного обеда, но если я начну прямо сейчас, то успею в Пафкипси до закрытия клиники.

— В клиниках нет приемных часов для посторонних.

— Но они есть для собственных служащих. На этом держится любое мое прикрытие. Если я подожду до понедельника, это обойдется вам дороже. Я беру пятьдесят долларов в день плюс издержки.

— Что ж, это немного за хорошую работу.

— Работа будет выполнена. Удовлетворение гарантировано. Я позвоню Уайнсэпу, как только что-нибудь прояснится.

— Прекрасно. Рад был познакомиться, мистер Энджел.

Метрдотель все еще скалил зубы, когда я забирал из гардероба свое пальто и «дипломат», прежде чем покинуть ресторан.

Мой «шеви» [3] Автомобиль марки "Шевроле". , купленный шесть лет назад, стоял в «Ипподром Гэридж» на 44-й улице, рядом с Шестой-авеню. От этого в свое время легендарного театра сейчас осталось лишь название. Когда-то в «Ипп» танцевала Павлова, а оркестром дирижировал Джон Филипп Суса. Теперь здесь не выветривался запах автомобильных выхлопов, а музыка доносилась лишь из маленького приемничка в конторе гаража.

К двум часам дня я уже катил по Вест-Сайдскому шоссе. «Великий Исход» машин из города, присущий уикэнду, еще не начался, и движение по Сомилл Ривер-парквэю было небольшим. Остановившись у супермаркета, я купил себе здесь пинту «бурбона», чтобы не скучать в дороге. К тому времени, как я добрался до Пикскилла, бутылка наполовину опустела, и я упрятал ее в «бардачок», сберегая виски на обратный путь.

Я добрался до окраин Пафкипси в начале четвертого и вырулил на Плезэнт Вэлли-роуд. Миновав поселок, проехал пять миль и увидел окруженное стеной поместье с резными коваными воротами. Большие бронзовые буквы на кирпичной стене гласили: «МЕМОРИАЛЬНАЯ БОЛЬНИЦА ЭММЫ ДОДД ХАРВЕСТ». Свернув на покрытую щебенкой подъездную дорожку, я с пол-мили кружил по зарослям болиголова, прежде чем передо мной возникло шестиэтажное здание из красного кирпича в «георгианском стиле», более смахивавшее на студенческое общежитие, чем на клинику.

Внутри все полностью напоминало больницу — бледно-зеленоватые стены и серый линолеум, настолько чистый, что прямо на нем можно было бы и оперировать. Вдоль одной из стен, во встроенном алькове, размещался крытый стеклом регистрационный стол. Напротив висел большой портрет, изображавший бульдожье лицо какой-то титулованной вдовицы, и я догадался, что это — Эмма Додд Харвест, еще раньше, чем посмотрел на пластину, привинченную к позолоченной раме. Дальше тянулся длинный блестящий коридор; санитар в белом прокатил по нему пустую инвалидную коляску и исчез за углом.

Я всегда ненавидел больницы: слишком много времени я провел в них, поправляясь после ранений на войне. В эффектной стерильности подобных заведений было нечто подавляющее. Приглушенный шорох резиновых подошв по ярко-освещенным коридорам, воняющих лизолом. Безликие служащие в накрахмаленных белых халатах. Монотонность режима, придающая особое значение любой процедуре, даже выносу ночной посудины. Клиники в принципе ничем не отличались от тюрем.

Девушка за регистрационным столом оказалась юной и простоватой. На ней были белая униформа и черная бирочка с именем «Р. Флис». В глубине алькова находилась приоткрытая дверь в кабинет, уставленный шкафчиками для досье.

— Чем могу помочь? — голос мисс Флис был сладок, как дыхание ангела. Отблески ламп дневного света лежали на толстых линзах ее очков без оправы.

— Можете, и весьма. Мое имя Эндрю Конрой, я занимаюсь исследовательской работой для Национального института здоровья. — Поставив на стеклянную крышку стола свой «дипломат» из черной телячьей кожи, я извлек и показал ей поддельное удостоверение, которое всегда ношу в запасном бумажнике. Я вставил его в прозрачный футляр еще спускаясь вниз на лифте, в доме 666 по Пятой-авеню, заменив первую карточку.

Мисс Флис изучала меня с подозрением, и ее водянистые глаза бегали за толстыми линзами будто тропические рыбки в аквариуме. Я понимал, что ей не понравился мой мятый костюм и пятна от супа на галстуке, но все же дорогой «дипломат» выручил меня.

— Кого именно вы хотели бы увидеть, мистер Конрой? — слабо улыбнулась она.

— Возможно, вы сами ответите на этот вопрос. — Я сунул запасной бумажник в карман и оперся на крышку стола. — Институт проводит исследования неизлечимых травматических случаев. Моя работа состоит в сборе информации о выживших пациентах, находящихся в данный момент в частных клиниках. Думаю, у вас есть пациент, отвечающий этим условиям.

— Будьте любезны, его имя?

— Джонатан Либлинг. Любая информация, которой вы поделитесь, будет строго конфиденциальна. По сути, в официальном докладе не будет никаких имен.

— Подождите минутку. — Простоватая девушка с ангельским голосом удалилась в кабинет и вытянула нижний ящик в одном из шкафов с досье. Довольно быстро она нашла требуемое. Вернувшись с открытой картонной папкой в руках, она подвинула ее ко мне по стеклянной крышке.

— Когда-то у нас был такой пациент, но, как видите, Джонатан Либлинг был переведен в одну из клиник для ветеранов войны в Олбэни, несколько лет назад. Вот его медкарты. В них все, что нам о нем известно.

Перевод в Олбэни был надлежащим образом отмечен в формуляре, рядом стояла дата: 5.12.45 г. Я вынул записную книжку и принялся заносить в нее кое-какие данные из формуляра.