Хавьер Сьерра - Тайная вечеря

Грезя наяву, я прошел через Галерею Мертвых и направился к двери в трапезную. К моему удивлению, она была открыта настежь, и двое мужчин, которых я прежде никогда не видел, оживленно разговаривали у входа.

— Ты слышал о библиотекаре? — говорил тот, кто стоял ближе. Он был одет в красные панталоны и куртку в желтую и белую полоску. Казалось, это обрамленное золотыми локонами лицо принадлежит херувиму. Услышав, что речь идет об Александре, я накинул на голову капюшон и с рассеянным видом стал прислушиваться к разговору.

— Мне что-то рассказывал маэстро, — ответил его собеседник, смуглый, хорошо сложенный крепкий юноша с точеными чертами лица. — Говорят, что он очень нервничает. Все опасаются, что он совершит какую-нибудь глупость.

— Это неудивительно. Он уже так давно соблюдает этот проклятый пост... Я думаю, что он понемногу теряет рассудок.

— Рассудок?

— Скудное питание обычно приводит к галлюцинациям. Он панически боится, что его разоблачат и он потеряет доступ к книгам. Ты бы видел его вчера вечером. Он трясся от страха, как тростник на ветру.

Крепыш посмотрел в мою сторону. Чтобы не привлекать к себе внимание, я ускорил шаг. До меня донеслись их последние слова:

— Боится лишиться доступа к книгам? Это невозможно. Я не верю, чтобы они на это решились. Он слишком хорошо выполняет свою работу, чтобы заслужить подобное наказание...

— Так, значит, ты со мной согласен?

— Конечно. Этот пост его в конце концов убьет.

Я насторожился. Обсуждение мирянами такого интимного вопроса, как пост отца Александра, казалось кощунственным. Позднее я узнал, что человека в красных панталонах звали Салаино. Он был любимым учеником и протеже Леонардо. Смуглолицый юноша был благородного происхождения и также обучался живописи под началом Марко ди Оджоно. Оба они, как меня и предупреждал Банделло, часто пользовались ключом от трапезной. Как правило, они приходили туда для того, чтобы смешать краски или подготовить инструменты для маэстро. Но что они делали там в воскресенье, накануне похорон донны Беатриче, да еще и в праздничной одежде? Чем объяснить то, что они так непринужденно обсуждали брата Александра, более того, были так хорошо осведомлены о его привычках? И на каком основании они утверждали, что он нервничает? Заинтригованный, я направился к лестнице в библиотеку, стараясь не привлекать внимания. В моем мозгу продолжали рождаться все новые вопросы: где, черт побери, был библиотекарь вчера вечером? Неужели он и в самом деле встречался с маэстро Леонардо? И для чего? Ведь он сам откровенно критиковал маэстро! Неужели они друзья?

По спине пополз холодок. В последний раз я разговаривал с братом Александром вчера вечером. Он показывал мне манускрипты, к которым обращался Леонардо, а я пытался определить, какой из них может быть той самой закрытой книгой, которую приор видел на картах донны Беатриче. Я не заметил ни малейших изменений в его настроении. Мне было его немного жаль. Человек, который так радушно принял меня, который не отходил от меня с того самого момента, когда я переступил порог Санта Мария, был одним из немногих, кто понятия не имел о том, что на самом деле происходит в обители.

Испытывая угрызения совести, я почувствовал, что должен посвятить его в то, что мне было известно о Леонардо и его произведении.

— То, что я вам сейчас расскажу, — предостерег я его, — должно остаться между нами...

Библиотекарь удивленно на меня смотрел.

— Вы клянетесь?

— Именем Христа.

Я удовлетворенно кивнул.

— Хорошо. Приор считает, что мастер Леонардо скрыл тайное послание в картине на стене трапезной.

— Послание? В «Тайной вечере»?

— Он подозревает, что это некая информация, которая оскорбляет учение Святой Церкви и которую Леонардо вполне мог почерпнуть в одной из книг, которые вы ему предоставили.

— В какой? — живо поинтересовался он.

— Я думал, это вы мне сможете сказать.

— Я? Маэстро брал в нашей библиотеке много книг.

— Какие?

— Их было так много... Я не знаю. Пожалуй, его интересовала книга De secretis artis et naturae operibus [31] Речь идет о книге Роджера Бэкона по алхимии «О тайнах природы и искусства и о ничтожестве магии» ( Epistola de secretis operibus artis et naturae et nullilate magiae) . На самом деле ее напечатал только в 1542 году парижанин Клаудио Селестино. До этого она была известна в очень узких кругах и существовала только в рукописном виде. Один экземпляр хранился в библиотеке Санта Мария делле Грацие. .

— De secretis artis?

— Это редкий францисканский манускрипт. Если не ошибаюсь, я слышал о нем от брата Амадея Португальского. Вы его помните?

— Автор «Нового Апокалипсиса»?

— Он самый. В этой книге английский монах по имени Роджер Бэкон, знаменитый изобретатель и писатель, которого инквизиция обвинила в ереси и бросила в тюрьму, рассказывает о двенадцати различных способах скрыть информацию в произведении искусства.

— Это текст религиозного содержания?

— Нет, скорее технического.

— А какие еще книги могли служить ему источником вдохновения? — не унимался я.

Брат Александр в задумчивости погладил подбородок. Было непохоже, чтобы он нервничал. Он был, как всегда, услужлив, в его поведении не наблюдалось изменений. Казалось, мои откровения относительно Леонардо нисколько его не взволновали.

— Дайте подумать, — пробормотал он. — Изредка он пользовался житиями святых брата Жака Воражина... Да. Там он и мог обнаружить то, что вы ищете.

— В произведениях знаменитого епископа из Генуи? — изумился я.

— Написанных более двухсот лет назад.

— Но какое отношение имеет де Воражин к тайному посланию в «Вечере»?

— Если такое послание существует, в этих книгах может быть ключ к его расшифровке, — брат Александр с изможденным видом закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. — Брат Жак Воражин был, как и мы, доминиканцем. Путешествуя по Востоку, он собирал всевозможные сведения о житиях первых святых, а также апостолов Христа. Его открытия привели в восторг маэстро Леонардо.

Я в изумлении поднял брови.

— На Востоке?

— Не удивляйтесь, падре Лейр, — продолжал он. — Факты, содержащиеся в этих книгах, не вполне канонические.

— Ах, вот как?

— Церковь никогда не соглашалась с утверждением брата Жака о существовании родственных связей между апостолами. Вот вы, к примеру, знали, что Симон и Андрей были братьями? Возможно, именно этим объясняется то, что Леонардо на своей картине изобразил близнецов.

— Неужели?

— А как насчет заверений Воражина, что Иакова при жизни часто путали с самим Иисусом? Вы не заметили, какое поразительное сходство между ним и Христом на картине?

— Это означает, — нерешительно произнес я, — что Леонардо читал эту книгу.