Хавьер Сьерра - Тайная вечеря

— Знаете, что в этой работе самое лучшее? — запыхавшись, произнес брат Бенедетт о, закончив укладывать труп Гиберто на вершине кучи. Одноглазый вскарабкался вместе с могильщиком наверх, чтобы закрепить тело брата Александра.

— Ага, так, значит, в этом есть что-то хорошее?

— Хорошее в этом то, брат Мауро, - - донеслось до меня брюзжание Бенедетто, — что, если нам повезет, прах этих несчастных осыплется на головы катаров, прячущихся в этих горах.

— Катары, здесь? — запротестовал Мауро. — Вам они всюду мерещатся, брат.

— Кроме того, вы безосновательно наделяете их подобной проницательностью, — вмешался я, обвязывая веревку вокруг тела брата Александра. — Вы и в самом деле полагаете, что они смогуг отличить этот прах от пепла их собственных костров? Позвольте мне в этом усомниться.

На этот раз одноглазый промолчал. Я ожидал, что сейчас веревка натянется и начнет поднимать библиотекаря, но этого не произошло. Мауро Сфорца упустил шанс парировать едкие, как всегда, комментарии помощника приора, и внезапно над поляной повисло долгое и неловкое молчание.

Удивленный, я сделал шаг назад, чтобы лучше видеть, что происходит наверху. Брат Бенедетто застыл, как соляной столп, устремив взгляд куда-то на опушку леса. Веревка выскользнула у него из рук. Лица Мауро я не видел. Все, что мне удалось рассмотреть, — это легкое дрожание седой бороды одноглазого. Он беспокойно хватал ртом воздух, подобно мистикам в начальных стадиях божественного экстаза. Он даже не моргал. Казалось, он вообще не смел пошевелиться. Вдруг я понял: одноглазый, перепуганный до смерти, похоже, пытался подать мне знак бородой, нервно дергая ею и шумно втягивая воздух носом. Резко обернувшись, я тоже посмотрел в направлении, указанном его взглядом, и обмер.

Я не преувеличиваю.

На опушке, метрах в двадцати, стояла группа из пятнадцати мужчин в наброшенных на головы капюшонах. Они молча наблюдали за нашими действиями. Прежде мы не замечали их. Все были с головы до ног одеты в черное и держали руки перед собой, спрятав их в рукава. Похоже, они стояли уже давно, наблюдая за нами. У них не было ни оружия, ни дубин, ни каких-либо иных предметов, которые можно было бы использовать для нападения. Однако, должен признаться, их поведение настораживало: они молча смотрели на нас из-под своих капюшонов, не предпринимая попыток приблизиться. Откуда они появились? Насколько нам было известно, в окрестностях не было ни одного монастыря или пустыни. Полагать, что это монахи из открытого лагеря, также не было оснований, поскольку день не был литургическим.

Но все же... Что им нужно? Может быть, они желают присутствовать при посмертной казни наших еретиков?

Мауро Сфорца первым спустился с костра и направился с распростертыми руками к молчаливой группе. Его встретило полное безразличие — никто даже не пошевелился.

— Боже праведный! — наконец выдавил из себя одноглазый. — Да это же переодетые!

— Переодетые?

— Неужели вы не видите, падре Лейр? — пробормотал он. Его тон был растерянным и разгневанным одновременно. — Я же вам все время об этом твердил. Они ходят, закутавшись в черные рясы, без поясов и отличительных знаков, так же, как и устремленные к совершенству катары.

— Катары?

— И они не носят оружия, — добавил он. — Их вера это запрещает.

Мауро, который прислушивался к его словам, сделал еще один шаг к незнакомцам.

— Смелее, брат! — подбодрил его одноглазый. — От вас не убудет, если вы до них дотронетесь. Если они не способны убить даже цыпленка, как же они могут причинить вред вам?

— Laudetur Jesus Christus . Они пришли за своими мертвыми! — подскочил Джорджио, который трясся от страха, схватив меня за сутану. — Они хотят, чтобы мы их вернули им!

— Вас это пугает? Вы что, не слышали, что сказал брат Бенедетто? — прошептал я ему, умоляя его успокоиться. — Эти люди не способны на насилие.

Я так и не понял, ответил мне брат Джорджио или нет, потому что в тот момент, когда он должен был это сделать, громовая Pater Noster сотрясла прогалину. Голоса незваных гостей заполонили лощину, лишив нас дара речи. Как выяснилось, Джорджио ошибся. Bonhommes пришли вовсе не затем, чтобы забрать трупы своих единоверцев. Они никогда не сделали бы ничего подобного. Они ненавидели плоть, считая ее темницей души, дьявольским препятствием на пути к духовному совершенству. Они явились сюда, рискуя быть схваченными и отправленными в тюрьму, лишь для того, чтобы помолиться за души своих единоверцев.

— Будьте вы прокляты! — потряс поднятыми вверх кулаками брат Бенедетто с вершины кострища. — Будьте вы тысячу раз прокляты!

Поведение одноглазого нас всех удивило. Брат Джорджио и брат Мауро застыли от изумления, наблюдая, как он спрыгнул на землю и вне себя от злости побежал к переодетым. Его лицо покраснело, вены на шее вздулись, казалось, он вот-вот лопнет от ярости. Он с разбегу бросился на первого, кто оказался на его пути. Человек в капюшоне упал ничком на землю, а совершенно обезумевший Бенедетто прыгнул ему на спину, сжимая в кулаке Бог знает откуда взявшийся нож.

— Вы должны сдохнуть! Все до единого! У вас нет права находиться здесь! — орал он.

Мы и опомниться не успели, как наш брат вонзил нож в спину своей жертвы по самую рукоятку. Жалобный крик боли огласил округy.

— Отправляйтесь в ад! — ревел Бенедетто.

То, что произошло дальше, я и сегодня помню очень смугпо.

Люди в капюшонах переглянулись и набросились на безумца. Они оторвали его от своего раненого брата, из спины которого фонтаном била кровь, и прижали к одной из сосен. Единственный глаз Бенедетто, изрыгавшего проклятия в адрес своих противников, налился кровью от ярости.

Об остальном у меня сохранилось еще меньше воспоминаний. Джорджио, которому было уже за восемьдесят, пустился бежать в город. Я никак не ожидал от него подобной прыти. Мауро я потерял из виду, как только один из людей в капюшонах набросил мне на голову мешок и затянул его ремнем на шее. Ткань этого узкого мешка, должно быть, чем-то пропитали, потому что вскоре я почувствовал, что теряю сознание. Через несколько секунд я перестал слышать стоны раненого: мои конечности обволакивало ощущение необычайной легкости.

Уже теряя сознание, я услышал голос, тихо произнесший несколько слов, смысл которых я был не в состоянии понять.

— Теперь, падре, наконец-то я смогу разрешить ваши сомнения.

Ошеломленный и растерянный, я упал в обморок.

Я проснулся с сильной головной болью и тошнотой, не имея ни малейшего представления, сколько времени я пробыл без сознания. Вокруг меня все вращалось, а в мыслях царил небывалый хаос. Причиной было непрекращающееся давление на виски. Боль то отступала, то неумолимо возвращалась. Каждые несколько минут она пронзала мой череп слева, не позволяя ни на чем сосредоточиться. Приступы были такими сильными, что некоторое время я даже не пытался открыть глаза. Припоминаю, что ощупал голову в поисках раны, но ничего не обнаружил. Повреждение было внутренним.