Джон Беркли - Крепкий орешек II. Шесть дней Кондора [сборник]

Марвину стало ясно для чего полицейскому нужна эта штука. Они слышали все, до единого слова. Все, о чем говорили террористы.

— Ну, давай займемся делами, Марвин, — Маклейн понял все. Значит, тот ублюдок захватил самолет. Иначе, как бы он мог оказаться в кресле пилота. — Быстро покажи мне кратчайший путь-до посадочной полосы;

Над креслами обоих пилотов светились ярко-желтые огни и надрывно гудел сигнал бедствия — давление воздуха стало опасным для жизни.

Эсперансо почувствовал мучительную боль в барабанных перепонках. Парализующий холод сводил пальцы, лицо покрыла снежная корка.

— Повторяю, я не дотяну до полосы 1–5, — твердил он посиневшими губами.

— Так, все приготовиться. Ждите «Фалькон».

Как его угораздило нарушить герметизацию, черт возьми?! Теперь все осложнялось. Полоса 1–5 была ближайшей к церкви, а до той, куда собирался приземлиться генерал, еще нужно успеть добраться. Желваки запрыгали на бледных скулах полковника.

— Сэр, вот его координаты! — Артур Бакер протянул ему листок.

— Повторяю, я долго не смогу находиться в воздухе.

Я должен сесть немедленно. У меня падает давление. Видимость нулевая.

О, Господи! Да понял я, понял, черт тебя возьми!

И едва сдерживая гнев, стараясь казаться абсолютно спокойным, Стюарт произнес:

— Мы вас встретим.

И снова лабиринты подземного царства. Дышащие паром трубы, машины, стеллажи, приборы… И повороты, повороты…

Зажав в одной руке «уоки-токи», в другой — «смит-вессон», Джон бежал вперед, боясь пропустить поворот и ловя каждое слово террористов.

«Я должен сесть немедленно…»

Поворот.

«У меня падает давление… Видимость нулевая…»

Снова поворот. Двери, еще двери…

— Где же эта чертова линия?!

— Если вы поможете мне сесть, я буду очень благодарен.

Стюарт подошел к щиту и перевел рукоятки рубильника.

Маклейн бежал уже под полосой. Огромные колонны подпирали свод, чтобы он не рухнул под многотонной тяжестью самолетов.

«Я вижу огни, Они прямо передо мной. Я приближаюсь к посадочной полосе. Пожелайте мне удачи».

Сволочи! Для этого ублюдка они, конечно, включили полную иллюминацию!

«Мы встретим вас через пять минут».

— Через пять минут! — воскликнул Джон и остановился у металлической лестницы, круто ведущей вверх.

Через решетку, перекрывавшую люк, сюда летел снег, и здесь внизу он таял, превращаясь в серо-коричневую жижу. Не заботясь о том, что в ботинки заливается холодная грязь, Джон, сунув в карман «уоки-токи», ухватился за перекладину и стал взбираться вверх.

У Дрюдо перехватило горло.

По краям первой полосы побежали огоньки, и она вся засверкала от падающих на снег лучей света.

Память услужливо подсунула ему пылающий жертвенный костер самолета из Санта-Марии. И этот могучий мужчина прикрыл глаза и ухватился за стол, едва сдерживая проклятья, готовые сорваться с пересохших губ.

Сол Барни схватил полевой бинокль с пятидесятикратным приближением и жадно вглядывался в сияющее пространство, надеясь увидеть и запомнить все до мелочей.

— Варвары, варвары, — шептал он беззвучно, проклиная человеческую жестокость.

— Варвары возвращаются, — зло выкрикнул Джон, хватаясь за последнюю перекладину.

Решетка оказалась неподъемной.

Джон упирался в нее спиной и плечами, но она только вздрагивала под могучими ударами спины.

— Твою мать! Да открывайся ты, скотина! — он задрал голову и увидел огромный амбарный замок, ехидно пялившийся на Маклейна черным глазом отверстия для ключа. — Ах ты, сволочь! — Джон отвел руку с «кольтом» и спустил курок.

Дзинь, — жалобно звякнули петли, и кусок металла рухнул вниз, едва не задев успевшего увернуться человека.

— Черт! — выругался Маклейн и снова подналег на тяжелую раму.

Наконец, она, скрипя и протестуя, немного поддалась, позволив Джону просунуть в узкую щель руку. И снова прижала его, не желая подчиняться. Еще толчок… Вот уже голова и плечи выбрались наружу, и Маклейн смог оглядеться.

Яркий свет ослепил его.

Люк выходил на поверхность как раз по центру полосы, футах в ста от ее окончания…

И тут Джон услышал гул моторов приземляющегося самолета…

Если через минуту он не выберется из этого капкана, стальная громадина пронесется по полосе и расплющит его, перерубит тяжелой крышкой пополам.

Я должен выбраться, должен, должен, должен, должен, должен.

Решетка не отпускала человека, цепко ухватившись j за куртку острыми ребрами краев. Колеса ФМ-I уже коснулись земли. Огромное чудовище с черными глазницами темных окон летело на него с дикой скоростью.

И снова этот жуткий запах… Он забирался в ноздри, переполнял легкие, грозя взорвать их изнутри, сдавливая мозг, выталкивая из орбит глаза…

— Аааааааа!!!!!! — заорал Джон и рванулся изо всех! сил из цепких лап тошнотворной патоки. |

… Маклейн выбросил тело на снег и откатился в сто- j рону за секунду до того, как громадные колеса прихлопнули челюсть люка, замершего с разочарованно распахнутой пастью.

Всего в нескольких футах пронеслась Смерть, бросил: на Джона тень своих крыльев — плоскостей, промелькнувших над его головой.

…Маклейн лежал, ткнувшись лицом в снег, еще не веря в спасение.

Но двигатели ревели уже где-то позади, и нужно было подниматься и идти. Подниматься и идти… Подниматься и идти…

Джон с трудом встал и оглянулся на гул моторов, которые все еще продолжали работать.

Ну что ж… С приземлением тебя, генерал Эсперансо! Принимай встречающих.

Огни возникли внезапно, словно сквозь черную муть ада кто-то проложил сияющую дорогу в рай.

Эсперансо смотрел на светящиеся фонари сквозь слипшиеся, покрытые голубоватым инеем ресницы и вдруг понял, что это и есть счастье — в полной мгле, замерзающему и задыхающемуся человеку увидеть мерцающий свет надежды.

Рот растянулся в кривой ухмылке, болезненной для застывших посиневших губ. В рай — с тремя трупами за спиной! Он не чувствовал ни вины, ни раскаяния. Так было нужно. И это лишь малая цена за свободу, обретенную им.

Чуть было жаль парнишку, но это издержки, а пилоты сами виноваты — не дергались бы, исполнили приказ, и были бы живы. Наверное. Может быть.

Эта мысль лишь слегка коснулась его оледеневшего от стужи мозга и мгновенно отлетела, освобождая место радости.

Совесть, надежно убаюканная гордыней, крепко спала, оставленная в нищей хибаре, где он провел детство.

Уже тогда маленький Рауль понимал, что прав тот, у кого больше прав. А больше прав у того, кто имеет больше денег и власти. И он сделал все, чтобы завоевать и то, и другое.

Сейчас все подтверждало эту теорию: никто не захотел бы помочь, если бы ему было нечем платить!