Роберт Маккаммон - Всадник авангарда

«И не один кто-то», — в который раз подумал Мэтью, стискивая зубы. Лицо сек холодный ветер. Сегодня клуб нелюбителей Мэтью Корбетта пополнился новыми членами.

Они дошли до корабля, который прибыл не больше часа назад, потому что сходни были опущены и команда сходила на берег, шатаясь и с трудом вспоминая, как ходить по твердой земле. Рядом стояла пара пустых телег, но груза к ним не несли. На одной из телег было написано красной краской: «Компания Талли». Имелся в виду, как известно было решателям проблем, Соломон Талли, торговец сахаром, владелец фальшивых челюстей, надутый и помпезный донельзя прыщ. Но порой, когда он рассказывал, как ездил на плантации сахарного тростника на Карибах, Талли бывал не слишком противен, потому что так ярко описывал солнечные дни и ясное небо, что в зимний день был желанным гостем в любой таверне. Сам он тоже здесь присутствовал, крупный и румяный, в коричневой треуголке и красивом теплом плаще цвета бронзы из тончайшего сукна, сшитом в мастерской Оуэлса на Краун-стрит. Соломон Талли — человек очень богатый, очень общительный и, как правило, очень довольный собой. Но сегодня последнего качества ему явно не доставало.

— Проклятье, Джеймисон, черт бы вас побрал! — бушевал Талли, обрушиваясь на несчастную, тощую и оборванную личность с бородой, будто выкрашенной плесенью двух различных цветов. — Я вам такие деньги плачу — за что? Вот за это?

— Виноват, сэр… виноват, сэр… простите, сэр… — лепетал несчастный Джеймисон, потупив глаза и будто стараясь стать меньше.

— Тогда ступайте и наведите порядок! Доклад ко мне на стол! И шевелитесь, пока я не передумал и не послал вас собирать вещи! — Джеймисон порысил прочь, а Талли взглянул на Мэтью и Грейтхауза. — Эй, вы! Вы двое! Подождите секунду!

Он оказался рядом прежде, чем они пришли к соглашению остановиться ли им или сделать вид, что не слышали.

— Будь проклят этот день! — бушевал торговец. — Вы знаете, сколько я сегодня денег потерял?

Фальшивые зубы, подумал Мэтью, со своей сработанной в Швейцарии механикой, может, и идеальны. Но они добавляют в голос Талли металлическое повизгивание. Интересно, не слишком ли у них тугие пружины, и если они вдруг сломаются, вылетят ли зубы изо рта, кусая воздух, пока не вцепятся во что-нибудь, на чем можно держаться?

— Сколько? — спросил Грейтхауз, хотя понимал, что делать этого не стоит.

— Очень много, сэр! — прозвучал жаркий ответ. Пар клубился вокруг головы Талли. Внезапно торговец заговорщицки подался вперед. — Послушайте, — сказал он тише, с умоляющей интонацией. — Вы же решатели проблем…

«Что-то на нас сегодня спрос», — подумал Мэтью.

— …не окажете мне услугу — кое о чем поразмыслить?

Грейтхауз прокашлялся. Словно предупреждающий раскат грома.

— Мистер Талли, мы за такую работу берем гонорар.

— Ну и ладно, черт с ним, с гонораром! Сколько вы сочтете справедливым! Только выслушайте меня, ладно? — Он сердито затопал ногами по настилу причала — как ребенок, у которого отобрали конфету. — Вы же видите — человек в беде?

— Хорошо, — сказал Грейтхауз — весь олицетворение спокойствия и твердости. — Каким образом мы можем вам помочь?

— Можете мне сказать, — ответил Талли, и то ли слеза показалась, то ли снег таял у него на щеках, — что это за пират за такой, отбирающий груз сахара и ничего другого не захвативший?

— Прошу прощения?

— Пират, — повторил Талли. — Который отбирает сахар. Мой сахар. Третий груз за несколько месяцев. И оставляет такое, что, казалось бы, любой морской разбойник немедленно должен бросить в бездонные трюмы собственной жадности! Например, столовое серебро капитана, или его пистолеты и боеприпасы, или любой ценный предмет, не прибитый к палубе гвоздями! Так нет же, этот морской волк забирает мой сахар! Бочки сахара. И не только у меня! Еще у Мики Бергмана из Филадельфии и у братьев Паллистер из Чарльз-Тауна! Так что подумайте, джентльмены, прошу вас… почему этой морской крысе вздумалось перехватывать мой сахар на пути из Барбадоса в Нью-Йорк? И один только сахар?

Грейтхауз в ответ мог лишь пожать плечами, поэтому на амбразуру бросился Мэтью.

— Быть может, хочет перепродать его? Или… — тут пришел черед Мэтью пожимать плечами, — испечь большой именинный торт для пиратского короля?

Еще не успев договорить, он понял, что это был не самый разумный поступок. У Грейтхауза случился непреодолимый приступ кашля, и ему пришлось отвернуться, а у Соломона Талли был такой вид, будто его самый любимый, преданный и верный пес вдруг помочился ему на сапоги.

— Мэтью, тут не до смеха, — сказал торговец, расставляя слова медленно и раздельно друг от друга, как надгробья на холодной земле кладбища. — Это вопрос жизни и смерти! — Сила, с которой были высказаны последние слова, извлекла изо рта Талли щелкающий и звенящий звук. — Боже мой, я теряю деньги горстями! Мне же надо кормить семью! У меня есть обязательства! Которых, как я понимаю, нет у вас, джентльмены. Но я вам скажу… нечто очень странное об этой ситуации, и можешь потом смеяться сколько влезет, Мэтью, а вы, мистер Грейтхауз, можете маскировать смех кашлем, но что-то очень нечисто с этим постоянным грабежом сахара! Не знаю, куда сахар уходит и зачем, и это меня волнует невероятно! Не понимаю, куда он девается, и это меня очень тревожит! Возникал ли у вас вопрос, непременно требующий ответа, иначе он вас сгрызет до печенок?

— Никогда, — ответил Грейтхауз, и его ответ прозвучал одновременно со словами Мэтью:

— Сплошь и рядом.

— Двуглавый ответ одноголового чудовища, — заметил Талли. — Так вот, я вам так скажу: это проблема, которую необходимо решить. Я не ожидаю, что вы поплывете на сахарные острова прямо сейчас, но не могли бы вы об этом подумать, и сказать мне, зачем это делается? А также что я мог бы предпринять для того, чтобы предотвратить это в следующем месяце?

— Это лежит несколько вне нашего поля деятельности, — сказал Грейтхауз, — но я бы предложил, чтобы команда взяла эти самые пистолеты и боеприпасы, очевидно, хранимые в рундуке, и с их помощью вышибла ту дрянь, что у пирата между ушами. Это, я думаю, решило бы проблему.

— Очень хороший совет, сэр, — ответил Талли с мрачным выражением и коротким кивком. — Наверняка команда примет его к сведению в своей водяной могиле, поскольку эти морские гады уже ясно показали, что пушки имеют преимущество над пистолетами в любой день, и даже в воскресный. — Он поправил треуголку указательным пальцем. — Сейчас я пойду домой выпить стаканчик горячего рому. И если стаканчик превратится в два, в три, а потом стаканчики выстроятся в очередь, то увидимся на следующей неделе.

С этими словами он развернулся и побрел под снегом к своему прекрасному дому на Голден-Хилл-стрит. Через секунду он превратился в неясный контур за стеной белых хлопьев, еще через секунду остались одни хлопья безо всякого контура.