Виталий Вавикин - 47 отголосков тьмы (сборник)

– Ты впервые винт пробуешь? Тебе пять точек? [14]

– Да, давай, – сказал я.

Небольшая боль в области вены. Приход. Теплая волна, начиная снизу живота, распространяется по всему телу. Яркость красок заполоняет мир, он становится красивым. Даже уродливое серое лицо Олеси стало казаться мне привлекательным, и мы начали целоваться. Но она меня оттолкнула:

– Потом, пока кайф не кончился. А то ты не сможешь убрать труп. Ты готов?

Я не счел нужным отвечать на вопрос. Готов убрать труп? Да я готов горы свернуть, не то что тут тушу выкинуть.

Нужно труп расчленить и в разные мешки положить. Сверху шмотки – за мусором приедут завтра-послезавтра и заберут. Мусороуборщики. Она рассмеялась, и я вместе с ней. Мне было так хорошо, что я сказал:

– Тащи топор, пилу, все что есть. Будем рубить и пилить. Лесоруууубы.

Мы снова начали смеяться. Потом Олеся пошла за инструментами. Она принесла топор, ножовку и мешки для мусора. Мы принялись за дело. Труп Руслана кинули на пол, я взял топор, вдохнул и нанес первый удар по ноге. Там у него был развитый некроз, мышцы уже сгнили. С двух ударов кость разрушилась. Олеся вовсю орудовала ножовкой. И все это было прекрасно: мне нравился запах, исходящий от трупа, чавкающие звуки, бурая кровь. Мне все это нравилось.

– Джеф, хорошая штука, – сказал я, и мы засмеялись. Словно это была какая-то шутка. И так продолжалось – мы рубили, пилили и смеялись, смеялись, смеялись.

Олеся сказала:

– Что-то таска кончается, надо догнаться.

И я согласился.

Мне было страшно возвращаться из этого прекрасного мира в ужасную квартиру Руслана. Тем более ужасным было осознание того, что мы сделали. Надо поскорей бы закончить с этим и убраться отсюда. Олеся принесла еще дозу винта, и мы продолжили. Смеяться и рубить.

Я рубил не переставая, не чувствуя усталости, Олеся тоже не отставала. Мы закончили очень быстро (я думал, что прошло полчаса, на самом деле мы потратили на это тело/дело более трех часов). Пораскидав куски Руслана по мешкам и смешав их с его шмотками, мы вышли на улицу.

Уже вечерело. Красивое серое небо над нашими головами, прохладный ветерок ласкает наши лица. И тишина. Но непоколебимость этого мира разрушил голос:

– Граждане, стойте. Почему вы все в крови? И что это у вас в мешках?

Я от ужаса обернулся. Это был молодой парнишка, лет девятнадцать, от силы двадцать три, в милицейской форме. «Черт, да это же мент», – дошло до меня. Олеся даже не повернулась.

– Гражданка, стойте! – крикнул милиционер и попытался ее остановить.

Видя его замешательство, я схватил кирпич (откуда он там взялся?) и ударил его по голове со всего маху. Парнишка вскрикнул и начал оседать.

– Видишь, это не больно, – захихикал наркоман.

Олеся обернулась и захихикала:

– Он такой мертвый.

Я тоже засмеялся:

– Он такой убитый.

Мы взяли и труп мента и понесли его к мусорному контейнеру.

– Место мусора в мусорке, – сказала Олеся, и мы опять захихикали, выбросили тело милиционера в контейнер.

Следом полетел Руслан, а точнее то, что осталось после Руслана. И все это время мы смеялись. Я понял одну важную вещь: наркотик разрушает границы, которые тебе насаждает чертово общество, ты не обязан им подчинятся. Убивать не больно. Хоронить не больно. Терять друзей не больно. Осталась лишь одна боль – физическая. Все остальное не больно.

В жизни каждого наркомана есть очень опасный момент: пошатнувшаяся нервная система от каждой дозы тяжелых (читайте «внутривенных») наркотиков может резко сломаться в любой момент. Наркоманы этот момент называют изменой, когда человек под воздействием наркотиков теряют последнюю нить с реальностью, то есть они остаются в мире иллюзий навсегда и выбраться самостоятельно не могут. Но это иллюзии страха, паранойи. Жизнь становится бесконечным кошмаром, днем сурка, где опасность на каждом шагу, и в лучшем случае все кончается в сумасшедшем доме, в худшем – на кладбище. Хотя кто знает, что в данном случае лучше?

Ночь оказалась самой ужасной в моей жизни. Я не мог заснуть: сначала из-за действия джефа, потом из-за ужасов вчерашнего дня. Кровать казалась мне камерой пыток – то холодная, то горячая, то колкая, то мягкая. Мне все не нравилось. Воздействие винта стало угасать, и в мой мозг, словно осы, впились воспоминания: кровь, убийство, топор, мешки с кусками друга, это не больно. Я заорал от нахлынувших чувств. Что я наделал?! Джек подпрыгнул с коврика от моего крика и подбежал ко мне. Он пытался лизнуть мне руку, но я его оттолкнул: «Не до тебя сейчас».

Мне нельзя оставаться в этом холодном, бездушном мире, хочу туда, где цветочки. Тут мой коварный мозг подкинул еще одно неприятное воспоминание: дозы нет. Я все употребил. Ноги сами понесли меня к выходу.

– Наплевать на время суток! – захихикал мой наркоман. Джек побежал за мной.

Ночная улица оказалась еще одной камерой пыток: луна слепила меня, каждый шаг отражался гулким эхом. И холодно, очень холодно. Дом барыги словно светился изнутри. Сначала я подумал, что мне привиделось, но оказалось, хозяин не спал. Я забарабанил кулаком в окно, дверь отворилась, и раздался хриплый голос:

– Кого еще черт принес?

– Это я, – дрожащим от волнения голосом ответил я.

– На ловца и зверь бежит, – наконец увидев меня, сказал продавец. – А ты почему голый?

Тут только до меня дошло, почему мне было холодно. Одни трусы навряд ли согреют.

– А зачем вы меня искали? – пытаясь понять его пословицу, спросил я.

– Полет в Италию. Помнишь? Я до тебя дозвониться не мог, а ты тут как раз вовремя, только голый и с собакой. Сейчас что-нибудь придумаем, – сказал он. – Билет на шесть часов утра, сейчас три. Так, помоешься в тазу на улице, потом вынесу тебе одежду. Дозу, как я понимаю, сейчас давать.

– Да, и как можно скорее. Джефа, – я начал наглеть, но винт – единственная штука, которая меня может спасти.

– Хорошо. Джеф так джеф, – ответил продавец.

Через полчаса я плескался в тазу, в теплой воде. Джеф скоро должен был появиться. Пытаясь расслабиться, я окунал голову в эту теплую воду. Вскоре появился ОН. Он вошел в мою вену нежно, наполнил мое тело собой. Вены набухли, тело стало расширяться. Но тут что-то лопнуло, что-то пошло не так. Мой хрустальный мир резко рухнул, треснул. Я оказался опять в настоящей реальности. Я мотнул головой, пытаясь вернуться назад. Ничего. НИЧЕГО. Я заорал:

– Шеф, еще джефа!

Шеф вышел, но что-то в нем изменилось: его маленькие крысиные глаза наполнились кровью, руки в кулаках. «Он хочет меня убить», – пронеслось в моей голове. Продавец приближался, злая ухмылка на его лице становилась все шире. Тут мой взгляд ухватил вилы, стоящие возле ворот. Быстро вскочив из таза, я крикнул: