Дэн Симмонс - Мерзость

Стоя в непринужденной, словно на прогулке, позе на ледяной стене на высоте шести футов, Же-Ка оглянулся на Дикона — которому наконец удалось влезть в сбрую — и спросил:

— Будь это ледяная стена под Северным седлом и если бы нам требовалось подготовить ее для других альпинистов и носильщиков, как ты думаешь, сколько времени заняла бы вырубка ступеней?

Прищурившись, Дикон посмотрел вверх.

— Слишком круто для ступеней. И навес… это невозможно. Носильщикам не подняться, даже с перильными веревками.

— В таком случае, — Жан-Клод даже не задыхался, стоя на вертикальной стене, — мы возьмем с собой что-то вроде стофутовой веревочной лестницы, которую в прошлом году Сэнди Ирвин соорудил для носильщиков. Ею будут пользоваться носильщики, когда им потребуется идти за нами.

— Это было после того, как Ирвину пришлось свободным стилем подняться по камину — расщелине в ледяной стене, — сказал Дикон. — И они установили шкив для подъема грузов.

— Но если предположить, что по этой стене можно подняться, вырубая ступени, сколько времени это займет?

Дикон снова посмотрел вверх. Вертикальная ледяная стена ослепительно блестела на солнце. Он надел очки.

— Три часа. Может, четыре. Или пять.

— Семь, — сказал я. — Не меньше семи часов.

Же-Ка улыбнулся и продолжил подъем, работая «кошками» и ледорубами. Приблизительно через каждые 30 футов он останавливался, сверлил острым концом ледоруба крошечное отверстие прямо перед собой или чуть выше, вытаскивал из висевшей на поясе сумки ледобур длиной от 12 до 15 сантиметров и рукой вворачивал его под углом к вертикальной стене — сверху вниз, под углом от 45 до 60 градусов относительно линии нагрузки. Иногда, если лед был слишком твердым и ледобур не входил до конца, Жан-Клод использовал острый конец ледоруба или какой-то инструмент, висевший у него на поясе, вставляя его в шлиц ледобура и удлиняя рычаг.

Закончив установку ледобура, он каждый раз проверял прочность крепления, пристегивая к нему карабин и нагружая весом своего тела — но не извлекая «кошки» изо льда.

Даже с задержками на установку страховочных ледобуров через каждые десять ярдов Жан-Клод поднимался по ледяной стене, словно паук. Иногда он оставлял оба ледоруба во льду — соединенные лишь сдвоенным ремешком, продетым через карабины на груди «сбруи» и петли на запястьях, — и обеими руками вворачивал ледобур.

По мере того как он поднимался все выше и выше, мне становилось труднее следить за его движениями. Теоретически веревка — которая была пропущена через серию узлов на груди и животе «сбруи» — остановит его падение, если он сорвется со стены, но если это произойдет в верхней точке следующего участка, прежде чем Же-Ка успеет ввернуть очередное крепление, то он пролетит 60 футов по вертикали, и только потом веревка будет поймана ушком торчащего изо льда ледобура. Немногие альпинисты, даже при условии надежного упора для ног и точки страховки, способны удержать человека, пролетевшего по воздуху 60 футов. Слишком большая масса. Слишком большая скорость после такого долгого падения. Кроме того, альпинистские веревки образца 1925 года почти наверняка не выдержали бы такой нагрузки.

Именно в этот момент я понял, что громадная бухта веревки на плече Жан-Клода выглядела такой большой не только потому, что была длиной 200 футов, когда он начинал подъем, но также потому, что веревка, теперь спускавшаяся-по ледяной стене, была толще тех, что мы обычно использовали.

Жан-Клод продолжал карабкаться по непреодолимой вертикальной стене изо льда, смещаясь на несколько футов влево или вправо, чтобы избежать ненадежных ледяных выступов, и веревка, остававшаяся после него, теперь стала напоминать паутину.

Дикон достал из кармана жилета золотые часы и следил за стрелками. Я знал, что эти часы могли использоваться в качестве хронометра. Дикон хронометрировал работу нашего друга.

Когда маленькая фигурка добралась до 15-футового выступа из камня и льда, нависавшего над вертикальной стеной высотой около 180 футов, Жан-Клод пристегнул карабин на поясе или на груди (с такого расстояния определить было трудно) к широкой петле, продетой в последний ледобур, только что ввернутый в том месте, где стена упиралась в навес, и крикнул нам (почти не задыхаясь):

— Сколько прошло времени?

— Двадцать одна минута, — крикнул в ответ Дикон, пряча часы.

Я видел, как Жан-Клод покачал головой. На голове у него была свободная вязаная шапочка красного цвета, напоминавшая берет.

— Я мог бы проделать это в два раза быстрее, если бы потренировался. И… — Он посмотрел вниз, между своих широко расставленных ног. — …Думаю, с меньшим количеством ледобуров.

— Ты нам все показал, Жан-Клод, — крикнул Дикон. — Проверил свое новое снаряжение! Оно великолепно. Теперь спускайся!

Фигурка отклонилась назад, повиснув на лямках обвязки на высоте почти 200 футов, и покачала головой. Потом Жан-Клод что-то крикнул, но ни я, ни Дикон не разобрали ни слова.

— Я же сказал — до самой вершины, — повторил он и снова посмотрел на нас сквозь широко расставленные ноги.

От волнения я буквально заламывал руки, хотя это было странно — из нас троих я был самым опытным скалолазом. Мне должны были нравиться такого рода вертикальные стены — ровная поверхность, испещренная трещинами скала и даже несколько небольших навесов в качестве дополнительных препятствий. Но это… это было самоубийством.

Я осознал, что по-настоящему ненавижу лед. И мысль о том, чтобы подниматься на Эверест с этой дурацкой сбруей и со всеми этими гремящими железяками — «проклятые жестянщики», так британские альпинисты презрительно называли немцев и немногих французов, которые пользовались металлическими карабинами и крючьями на такого рода скальных и ледяных стенах, — внезапно показалась мне просто неприличной. Неприличной и абсурдной.

В ту же секунду я также понял, что очень сильно нервничаю. Мне еще не приходилось испытывать подобной скованности, даже когда в Альпах вместе с этими двумя людьми я карабкался по карнизам, гребням, стенам, вершинам и склонам.

Я посмотрел на Же-Ка, ожидая, что тот начнет спуск. У него еще оставался достаточный запас веревки, чтобы большую часть пути спуститься по ней. Если он доверяет этим чертовым ледобурам.

Но Жан-Клод Клэру не стал спускаться по веревке или тем же способом, что поднимался, а сделал то, во что мне трудно поверить даже теперь, больше шестидесяти пяти лет спустя.

Во-первых, не отцепляя петли своей обвязки от последнего ледоруба, только что установленного в верхней точке вертикальной стены, Же-Ка отклонился назад, так что натяжение пятифутовой петли удерживало его почти горизонтально. Затем вонзил оба ледоруба в нависающий лед, как можно дальше от себя. Потом поднял ноги — я испуганно отвел взгляд, потом снова посмотрел на маленькую фигурку, ожидая увидеть, как она падает, — и уперся зубьями «кошек», передними и нижними, в угол, где встречались вертикальная стена и горизонтальный навес.