Елена Корджева - Рукопись из тайной комнаты. Книга вторая

Пока Алекс, не откладывая дела в долгий ящик, знакомил родню с невестой, скромно потупившей глазки, она шепнула Марису о своих тревогах.

– Да я уж и сам смотрю, он всю дорогу молчит, переживает. Ничего, крепкий старик.

Наконец зашли в дом.

Марис, замыкавший шествие, постарался не слишком удаляться от старика, с плохо скрываемым волнением переступающего порог: «Кто его знает, что чувствует человек, впервые за семьдесят лет попавший в родной дом, как бы чего не вышло». Случайно он перехватил благодарный взгляд Марии Витольдовны, видимо разгадавшей его маневр.

Некоторая неловкость, возникающая обычно, когда вместе собирается компания незнакомых людей, висела над столом. К тому же гости слишком устали от перелёта, чтобы затягивать ужин. Вопрос с ночлегом решили быстро: дедушку с бабушкой немедленно уложили в спальне, а Алекс с Соней и родители перебрались в пусть и не отделанную, но вполне пригодную для жилья мансарду. Прибывшим срочно требовался отдых.

Ева привыкла к ранним подъёмам: Дору требовалось доить вовремя. К тому же они с Гайдой, почуяв свежую травку, вовсю требовали, чтобы их с самого утра выпускали пастись. Ночи, конечно, были ещё прохладными, но, поглядев на густую шерсть козочки, Ева справедливо рассудила: дешевле выпускать, чем бороться. Марис уже пару недель как установил «электрического пастуха», поэтому ни Дору, ни её дочку не было нужды привязывать.

Вернувшись с ведром молока в дом, она обнаружила, что бодрствует не одна. Артур Артурович, почти неслышно шаркая по некрашеному полу тёплыми меховыми тапками, вышел из спальни, прикрыв за собой дверь. Тихонько, чтобы не разбудить ни жену, ни Мариса, спящего сладким сном младенца-переростка, поздоровался:

– Здравствуй, дочка.

Почему-то, хоть по возрасту, да и по родству Ева годилась ему разве что во внучки, это прозвучало так естественно, словно по-другому и не могло быть. У неё даже горло перехватило от той теплоты, с которой прозвучало приветствие. Справившись с волнением, она предложила было кофе, но старик отрицательно покачал головой. Подойдя к старой, видавшей виды печке, он присел на корточки и провёл рукой по её шершавому холодному боку. Подслеповато щурясь, он разглядывал ничем не примечательную поверхность, помогая пальцам найти что-то пусть и забытое, но знакомое. Ева с замиранием сердца смотрела, как гость ищет в её доме следы собственного детства. Наконец пальцы, нащупав какую-то не видимую глазу щербинку, замерли. Пожалуй, он и сам не знал, была ли эта щербинка с времён его детства, а возможно, в памяти сидела совсем другая печка, мало ли печек было на его детдомовском пути, но хотелось верить, что дом, где он родился, его принял.

Стариковские колени протестовали, и, с трудом распрямившись, Артур Артурович – или всё же Георг? – тихонько зашелестел на кухню.

– Молоко. У тебя корова?

– Коза, – улыбнулась Ева, – Дора, от Густы осталась. Хотите?

Молоко ещё не успело остыть. Ева смотрела, как ходит кадык на старой морщинистой небритой шее при каждом глотке. Ничего красивого в этой шее не было, но почему-то она не могла оторвать глаз.

– Алекс сказал, нас у мамы двое было.

Она не сразу сообразила, что речь идёт о Густе. Ну да, для этого старика она была самой настоящей мамой, так же, как и для её бабушки Эмилии.

– Да, двое. Но бабушки уже нет. Она давно умерла, я и не родилась ещё. Папа приедет – расскажет.

Она налила в блюдечко толику масла смазывать руки: тесто в большой миске за ночь поднялось и прямо само просилось на пирожки. Едоков ожидалось много, и Ева торопилась успеть к завтраку. Привычными движениями она выкладывала на противень аккуратные ряды будущего угощения, а старик, зажав в руке пустую уже чашку, тихонько сидел на видавшем виды венском стуле, и казалось, что так и должно быть. Старый дом его принял.

Остальные тоже потихоньку просыпались.

К завтраку поднялись все. К обитателям хутора присоединились в спешном порядке примчавшиеся из Риги Инга с Роландом – родители Евы. План на воскресенье выглядел очень просто: знакомство и ответы на вопросы.

А вопросов накопилось немало.

К столу в большой комнате пришлось придвинуть тумбу от Евиного рабочего стола – иначе большая компания вряд ли смогла бы разместиться. Аромат свежей выпечки, причудливо смешивающийся с запахом кофе, разжёг нешуточный аппетит: пирожки и домашние сыры-твороги пошли на ура. Ева поймала одобрительный взгляд матери, явно впечатлённой хозяйственными способностями дочери. Было приятно.

Едва дождавшись окончания завтрака, Артур Артурович приступил к расспросам:

– Расскажите о маме, Роланд, какой она была?

От волнения, да и оттого, что взрослого почти незнакомого мужчину приходится называть просто по имени без всякого отчества, вопрос прозвучал как-то беспомощно, по-детски. Хотя это как раз было понятно – маленький Георг покинул этот дом в годовалом возрасте, и отказать ему в праве узнать больше о родной сестре было невозможно. Роланд понимающе кивнул:

– Мама была очень красивая.

Он рассказывал, а перед глазами слушателей вставал образ женщины, которую они никогда не видели, но которая, тем не менее, имела своё очень прочное место в семейном пантеоне.

Эмилия тоже очень любила книги.

Молоденькой девочкой, едва окончив школу, отправилась она в собственное жизненное плавание, предполагавшее наличие в её жизни множества книг. Так и вышло. Еще студенткой заочницей – Густа настояла, чтобы девочка во что бы то ни стало не замахивалась на меньшее, чем университет, – она получила место в научной библиотеке в академгородке Саласпилса. Это, конечно, была не совсем Рига, но каким-то получасом езды до столицы можно было пренебречь. Особенно если учесть, что сотрудникам академгородка выделялись квартиры. Где ещё она, хуторская девчонка, могла рассчитывать на такую роскошь: проводить целые дни с горячо любимыми ею книгами, а вечером приходить в свою, совершенно отдельную квартирку, которую даже не надо топить. Жизнь была прекрасна.

Академгородок рос, расширялся, и соответственно росло число посетителей библиотеки. Оказалось, что некоторые приходят сюда не только ради книг, но и ради внимания роскошной блондинки, заведующей книжным богатством.

Девушки могут быть очень стойкими, но любовь рано или поздно находит путь к их сердцу. Не обошли сердечные дела и Эмилию. Кто первым на кого положил глаз, теперь уже было неважно. Важно, что в результате и появился на свет маленький Роланд.

Папа – большой профессор, с множеством всевозможных медалей и наград, был давно и прочно женат. И, несмотря на любовь, не собирался разводиться с женой, уж слишком болезненным и хлопотным обещало быть это мероприятие. К тому же, оно сулило множество потерь, включая возможность выезда за рубеж, посещения всевозможных конференций и симпозиумов. Брак, как известно, в советские времена строго охранялся государством. Да и жена профессора держалась за мужнины блага изо всех сил.