Рут Ренделл - Волк на заклание. Отель «Гранд Вавилон»

— Я думаю, это психологическое, — отозвался Киркпатрик. — Вчерашний день стоил мне нервов.

Психологическая простуда, подумал Берден, что-то новенькое.

— Очень жаль, — сказал он вслух, — поскольку, боюсь, вам придется пройти через все это снова. Вы не считаете, что лучше прекратить фарс, в котором мисс Марголис интересует вас якобы только в связи с живописью ее брата?

Взгляд Киркпатрика уперся в потолок. Сверху доносился грохот, как если бы там крушили мебель, а не стелили постель.

— Мы прекрасно знаем, что вы были ее любовником, — грубо сказал Берден. — Вы угрожали убить ее. По вашему собственному признанию, во вторник вечером вы были в Стоуэртоне.

— Не так громко, — попросил Киркпатрик, и в голосе его прозвучало страдание. — Хорошо. Все так. Я думал — именно поэтому мне так нехорошо — я думал, что придется рассказать вам. Это не из-за нее, — добавил он и посмотрел на мальчика и девочку. — Это из-за моих детишек. Я не хочу их потерять. — Потом почти шепотом: — Детей всегда отдают на попечение матери, не обращая внимания на то, какова мать.

Берден нетерпеливо повел плечами.

— Видели когда-нибудь эту вещь? — спросил он.

Краска, залившая лицо Киркпатрика, была внешним признаком чувства, которое Берден не сумел определить. Вины? Ужаса? Он ждал.

— Это вещь Энн.

— Уверены в этом?

— Я видел зажигалку у нее в руках. — Отбросив притворство, он закончил: — Она нарочно поддразнила меня.

Хотя в кабинете было тепло, Киркпатрик остался в дождевике. Он пришел сюда по собственной доброй воле, сообщил Берден Вексфорду, чтобы жена ничего не слышала.

— Вы подарили мисс Марголис эту зажигалку? — спросил Вексфорд.

— Я? Разве могу я позволить себе такие подарки?

— Откуда вы знаете тогда, что это ее вещь?

Киркпатрик сцепил руки и наклонил голову.

— Около месяца назад, — начал он почти шепотом, — я заехал за Энн, но не застал. Марголис как будто знать меня не хотел, и я сидел в машине, дожидаясь ее возвращения. Не в той, которая у меня сейчас, — страдальческие морщины собрались у него на лбу, — а в старой, черной.

Он вздохнул и все так же негромко продолжал:

— Энн приехала в своем автомобиле примерно через полчаса — ей ремонтировали машину. Я подошел к ней. Зажигалка лежала на приборном щитке в ее «элпайне», и я взял ее в руки. Я знал, что прежде этой вещицы не было, а когда увидел надпись: «Энн, светочу моей жизни» — то — ведь я ее хорошо знал — понял, в каких она отношениях с тем, кто сделал такой подарок. — В его тоне появилась истеричность. — Я обезумел. В тот момент я мог бы убить ее. Боже мой, я совсем не то хотел сказать! — Обеими руками он закрыл себе рот, словно надеялся стереть с губ неразумные слова. — Я не имел в виду убийство. Вы ведь понимаете это, правда же?

— Я очень мало знаю о вас, мистер Киркпатрик, — спокойно проговорил Вексфорд. — Вы кажетесь раздвоенным человеком. То утверждаете, будто мисс Марголис служила вам всего лишь ключиком к живописи ее брата, то уверяете, что сходили с ума от ревности. Что же здесь, э-э, существеннее?

— Я любил ее и ревновал, — с каменным лицом ответил Киркпатрик.

— Понимаю, — с грустью сказал Вексфорд, — и вы, конечно, представления не имеете о Боннаре [10] Боннар — французский художник (1867–1947), поздний импрессионизм. .

— Давайте продолжим о зажигалке, — вмешался Берден.

Киркпатрик заговорил, но совсем не о зажигалке, в его голосе явственно слышалось страдание:

— Жена не должна знать об этом. Господи, я спятил, нельзя было даже близко подходить к этой девушке. — Вероятно, он заметил, что Вексфорд не обещал ему сохранения тайны, заметил и понял, чем это может ему грозить, ибо яростно выкрикнул: — Я не убивал ее и ничего не знаю.

— Для влюбленного вы не слишком горюете, мистер Киркпатрик. Вы не против, если мы в самом деле вернемся к зажигалке?

В комнате было тепло, но Киркпатрик дрожал.

— Меня охватила бешеная ревность, — сказал он. — Энн взяла у меня зажигалку и как-то по-особенному посмотрела на нее.

— Что значит «по-особенному»?

— Как будто есть над чем посмеяться, — выпалил он, — как будто все происходящее — какая-то дьявольская шутка. — Он провел рукой по лбу. — Как сейчас вижу: она стоит в своей пятнистой шубе, красивая, свободная… Я таким свободным никогда не бывал. И держит в руке этот кусок золота. Потом она прочитала надпись внизу, прочитала вслух и расхохоталась. «Кто тебе это подарил?» — спросил я. — «Хороший слог, правда, у моего щедрого друга? Такая изящная надпись! — сказала она и продолжала: — Тебе такой ни за что не придумать, Алан. Ты ведь занят только тем, что складываешь два и два и стараешься, чтобы получилось шестнадцать». Я не знаю, что она имела в виду. — Он расцепил руки; на коже, там, где лежали пальцы, остались белые пятна. — Вы говорите, что я не горюю, — продолжал он. — Я в самом деле любил ее или думал так. Если вы любите, то переживаете, когда любимый человек умирает, верно? Но, Бог ты мой, если я не мог обладать ею целиком, только я один, то хорошо, что она умерла!

— Что вы делали в Стоуэртоне во вторник вечером? — прервал его Вексфорд.

— Я не обязан отвечать. — Киркпатрик сказал это вяло, без всякого вызова и расстегнул плащ, словно ему вдруг стало жарко.

— Вы меня вынуждаете спрашивать, — сказал Берден, — поскольку молчите. Как вы правильно заметили вчера, мы не можем вас задержать.

Киркпатрик встал. Он выглядел донельзя усталым.

— Я могу идти? — Он нашарил пояс плаща, руки его дрожали. — Мне нечего больше сказать вам.

— Возможно, вы еще передумаете, — заметил Вексфорд. — Знаете что — мы, пожалуй, сами заедем к вам сегодня попозже.

— Когда лягут спать дети, — добавил Берден. — Может быть, ваша жена знает, что вы делали в Стоуэртоне?

— Если вы выдадите меня, — свирепо проговорил Киркпатрик, — вы отнимете у детей отца. — Тяжело дыша, он отвернулся.

— Пусть немного остынет в компании Дрейтона, — говорил Вексфорд, сидя за чашкой кофе в кафе «Карусель». Оно находилось напротив участка, и Вексфорд предпочитал ходить сюда, а не в буфет для сотрудников. С появлением Вексфорда всякие сомнительные элементы обычно улетучивались, и сейчас сыщики сидели в компании кофеварки «экспресс», каучуконосов в кадках и музыкального автомата, из которого лилась музыка в исполнении оркестра Мантовани.

— Как бы то ни было, Руби знает Киркпатрика, — сказал Берден, — хотя не уверена, что он и есть тот самый Джеф Смит.

— И я не уверен, Майк. Если исходить из ваших, да и моих, пожалуй, моральных установок, он вел себя не вполне этично, но совсем не подозрительно. Руби незачем было запоминать его. Она не обратила на него особого внимания.

— Да, у нее осталось в памяти только, что он невысок, молод и темноволос. Киркпатрика не назовешь невысоким, все-таки пять футов и восемь или девять дюймов. Меня смущает выбранное преступником имя. Смит — это понятно, но почему Джеф? Почему не Джон, черт возьми, или Вильям?