Максим Шаттам - Хищники

Фревен нахмурился.

— Почему вы решили, что это дело рук нескольких человек? — спросил он.

— Ну… Кража тела требует организации, я не представляю, чтобы один человек был способен…

— Украсть тело? — повторил Фревен. — Я вас не понял.

— Да это же очевидно! — Кулидж указал на труп. — Эта кража совершена в морге, весьма сомнительная шутка.

Энн наблюдала за реакцией следователя, удивившись такой теории. Фревен посмотрел на морского офицера.

— Хотел бы я согласиться с вашими оптимистическими рассуждениями, — медленно проговорил он, — но речь придется вести не о краже трупа. Боюсь, что это убийство.

На лице Кулиджа появилась судорожная улыбка.

— Нет, конечно, нет, наконец, это… нет. Кто смог бы совершить… подобное? Мы здесь на военном судне, а не в психушке! Смотрите! Это голова… козла! Это творение группы весельчаков с сомнительным чувством юмора, и знаете почему? Потому что убийца не сделал бы этого! Ну это же очевидно! Голова козла, это смешно!

— Барана, я думаю, — тихо сказала Энн. — Это голова барана.

Не глядя на нее, Фревен обошел вокруг трупа, не обращая внимания на Кулиджа. В стороне, между двумя столами, застыла большая лужа крови. Многочисленные ярко-красные потеки и капли на полу давали понять, как жизнь покидала это тело вместе с кровью, выходящей под напором из вскрытых вен и артерий. Обходя труп, лейтенант рассматривал и запоминал детали. На его лице не дрогнул ни один мускул, однако его левая рука нервно сжималась в кулак и разжималась.

После кругового осмотра Фревен сел за стол, чтобы рассмотреть кровавую картину целиком.

Крюки были вставлены под лопатки.

— Ночью дверь закрывается на ключ? — спросил он, не отворачиваясь от трупа.

— Нет, здесь нечего бояться, ведь все спят, — ответил Кулидж. — У меня четверо часовых, несущих караул на палубе, это правило введено нашим капитаном во время войны, но внутри только двое, больше нет необходимости. В данное время на борту находятся три роты, это почти на шестьсот человек больше обычной численности экипажа, конечно, дьявольское количество, но с ними их офицеры. И если бы была потасовка, они бы услышали.

Фревен указал на руки жертвы, вымазанные кровью:

— Вы хотите сказать, что они не смогли бы драться, не обнаружив себя?

— Ну… поблизости нет кают, по крайней мере, это не могло бы продолжаться долго. Часовой проходит по этому коридору примерно каждые пятнадцать или двадцать минут. — Кулидж заколебался, а затем с сожалением добавил: — Вы убеждены, что это убийство, не так ли? Что же это, по-вашему, за такая извращенная ссора?

Фревен быстро взглянул на офицера. Тот был все-таки не в своей тарелке, разрываемый между строгими военными принципами и безумной гипотезой, которую ему хотят навязать. Любой ценой он хотел рационально объяснить этот ужасный спектакль. Фревен решил больше его не щадить.

— Вам приходилось когда-нибудь видеть двух дерущихся мужчин, один из которых водружает баранью голову на тело другого, побежденного?

Кулидж не ответил. Энн отошла назад, чтобы лучше рассмотреть общий вид. Она засунула руки в карманы своей блузы, прижав их к телу, как будто ей было холодно.

Кулидж нахмурился, все еще сомневаясь.

— Так вы… действительно думаете, что это убийство? — проговорил он, не успокаиваясь.

Немного подумав, Фревен ответил:

— На полу очень много крови. И брызги. Это говорит о том, что сердце еще билось, когда были вскрыты артерии и вены. И это, простите, не труп, похищенный из морга.

Кулидж замолчал, перебирая факты и никак не желая согласиться с ними.

— Хуже того, это преднамеренное убийство, — прибавил Фревен.

— Как?.. — пробормотал морской офицер.

— У вас на борту есть бараны? Поскольку голова свежая, это очевидно. Подойдите.

Стоявший у входа в столовую Кулидж выпрямился и, не двигаясь, положил руки на пояс. Не став настаивать, Фревен продолжил развивать свою мысль:

— Ночной дежурный при каждом проходе заглядывает в этот зал?

— Нет… Они всегда патрулируют только коридоры, разные уровни, помещения, но столовую проверяют только в начале, в середине и в конце дежурства. Я расспросил двух матросов, которые патрулировали судно сегодня ночью. Один из них проверял столовую в двадцать два часа, а потом только в час ночи.

— Это дает нам три часа. Тип, который совершил это, хорошо знал распорядок, действующий на вашем судне.

Лейтенант скрестил руки на груди, размышляя над тем, что видел.

— Вы действительно уверены, что он был жив? — с сомнением сказал Кулидж.

— Посмотрите на удаленность от трупа брызг на полу. Добрых полтора метра, а то и два. Сердце билось, оно проталкивало кровь в тело, которому были нанесены глубокие раны. Сердце продолжало биться, качая всю эту кровь и выбрасывая ее…

Фревен встал из-за стола и, отступив на три шага назад, указал на большую красную лужу недалеко от входа.

— Жертва была застигнута здесь, между столами.

Энн внезапно приблизилась и присела на корточки, желая рассмотреть то, что она только что заметила.

— Здесь какие-то буквы, — проговорила она.

Фревен наклонился, чтобы их разглядеть. За большой лужей следовал ряд маленьких лужиц и полосы, тянувшиеся до места, где висело мертвое тело. Его волокли или неумело несли. Энн показала пальцем на два кровавых развода:

— ОТ… — громко произнесла она. — Это начало слова?

— Или инициалы, — заметил Фревен.

Энн втянула носом воздух, это помогало ей сохранять спокойствие. В начале своей деятельности в качестве медсестры она думала, что привыкнет к виду крови. Она ошибалась. Она научилась стойкости, развившейся при работе с открытыми ранами, но поняла, что на самом деле так и не привыкла к виду крови. И приняла это как должное. Некоторые из ее коллег не испытывали никаких чувств при виде крови, Энн их жалела. Они определенным образом дистанцировались от того, что видели или делали, забывая о самом главном — о жизни. Когда из тела вытекает кровь, это уходит жизнь, в чистом виде кровь — это основа души, и каждая капля сверкает, как знамя жизни. Энн развила в себе особое отношение к крови. Каждое столкновение с ней было работой над другими и работой над собой. А так как такая борьба происходила постоянно, ее восприятие крови не менялось, Энн считала: что касается профессии, она на своем месте.

— Он хотел оставить сообщение, чтобы обнаружили его убийцу? — спросила она.

Фревен молчал.

— Вы не верите? — удивилась она. — У него руки в крови и кончики пальцев тоже.

Лейтенант покачал головой.

— Мисс Доусон, — мрачным тоном заговорил он, — в таких случаях человек паникует, ужас раздирает его так же, как нож, вонзаемый в тело, разрывает кожу, мускулы, вены, артерии, голосовые связки. Кровь начинает стекать внутрь, в трахею, и вытекает наружу. Человек ощущает как боль, так и ужас, открывая дорогу смерти, которая рассекает его пополам. В подобном случае никто бы даже не подумал оставить указание на своего убийцу. Поверьте мне, никто. Так случается только в романах. А на самом деле есть только бульканье, страдание и неимоверный страх.