Максим Шаттам - Хищники

— Какую?

— Каблук сильнее вдавлен в землю, чем передняя часть подошвы.

— Это потому, что он переносил тела, — сказал Фревен.

— Нет, не думаю, следы, которые ведут к дому, когда он шел налегке, точно такие же.

— Очень хорошо, мне нужен список тех, кто в третьем взводе имеет этот размер ноги, — приказал Фревен.

— Вы не хотите снять отпечатки пальцев? — спросила Энн. — Их должно быть там очень много.

— А с помощью чего мы их снимем? В любом случае, мы не сможем их сравнить с отпечатками всех военнослужащих третьего взвода, это заняло бы кучу времени, и потребовался бы материал, которого у нас нет.

— А что теперь? — поинтересовалась Энн.

— Необходимо время, чтобы обдумать все, что мы только что видели и изучили. Убийство — это действие, требующее открытия настоящей бреши в самой личности, чтобы из нее черпать энергию, чтобы идти до конца. Я не думаю, что, убив шестерых людей в этих стенах, он не оставил здесь частицу самого себя. Нам надо вычислить ее, найти и прочитать. И неважно, в каком она окажется виде.

Фревен смотрел вслед грузовику с красным крестом на борту, который повез в сторону городка жуткий груз.

— Мне осточертело нянчиться с третьим взводом, — резко сказал лейтенант. — Сегодня утром хочу себе доставить удовольствие — пойти и перетрясти все. И наплевать, если это не понравится Тоддворсу и штабу. Я перерою все их дела и все узнаю о каждом из них.

Он повернулся к Маттерсу:

— И найдите наконец Лизу Хибург, подружку Росдейла!

Энн должна была выиграть время.

Не позволить Фревену сразу устроить осаду третьего взвода, поскольку, связанные узами братства, они еще больше сплотились бы под угрозой преследования и каждого чужака стали бы считать потенциальным врагом. Энн все еще надеялась раздобыть полезную информацию, отправившись к ним. Она должна была объясниться с Рисби, сказать, что забыла документы в палатке, и потребовать вернуть их.

Едва солнце появилось на белесом горизонте, она направилась в полевой госпиталь, располагавшийся в зале торжеств ратуши, откуда ее отправили в общежитие принять душ, о котором она мечтала. Она надела белую блузу и чулки, без которых нельзя было обойтись прохладным утром, и обула свои маленькие белые мокасины. Она одолжила у офицеров-связистов один из реквизированных ими для собственных нужд велосипедов и проехала на нем до края леса. Там дорога раздваивалась, и она свернула на проселочную дорогу, проехав по глубокой колее около трехсот метров. Рота Рейвен расположилась на незасеянном поле, третий взвод, по своему обыкновению, следуя сложившейся традиции и в соответствии с привилегией элитного подразделения, поставил свои палатки в стороне от всех. Над котелками поднимался аппетитно пахнущий дымок, по лагерю бродили несколько человек с обнаженными торсами, несмотря на прохладу раннего утра. Энн узнала Кола Харрисона, выставившего напоказ морскую татуировку на руках и спине. Он смерил ее взглядом, когда она остановила велосипед и, спрыгнув на землю, прислонила его к складному столу. Ничуть не смутившись, она заговорила с ним:

— Здравствуйте, я ищу рядового Рисби, в какой он палатке?

Харрисон даже без тени улыбки указал на ближайшую брезентовую крышу:

— Вон там. А что вы от него хотите?

— Ничего, только забрать документы, которые он нашел.

В безжизненных голубых, цвета ледяной глыбы, глазах Харрисона мелькнуло беспокойство. Энн сквозь зубы поблагодарила его и удалилась. У всех солдат третьего взвода был мрачный вид, они недавно вернулись из жестокого боя, потеряв своих товарищей, и теперь на их лицах лежала печать усталости, а головы полнились кошмарами. Она заметила Барроу, который пытался опередить ее, чтобы встретить перед входом в палатку. Обильная растительность на его теле вызвала у нее чувство гадливости. Он усмехнулся, поняв это, но ничего не сказал.

Энн чуть сдвинула рукой брезентовый полог, служивший дверью, и, прежде чем войти, громко сказала:

— Господа, медицинская сестра, я вхожу.

Она вошла в прямоугольную палатку, нагретую дыханием нескольких спящих мужчин, и направилась вглубь, увидев Рисби, завязывающего шнурки своих ботинок; занимаемая им часть палатки была открыта, но огорожена веревкой.

Увидев ее, он встал, на лице его отразилось замешательство.

— Здравствуйте, солдат, — сказала Энн, — я пришла забрать мои…

— Я уже отдал их вашей коллеге, — прервал он ее. — Как только появилось время, я пошел в госпиталь в центре городка, чтобы вернуть бумаги. Вас я не увидел и поэтому все отдал другой медсестре.

Притворившись, что это для нее неожиданность, Энн пробормотала:

— Да? Я… Меня не предупредили.

Рисби с тоскливым видом провел ладонью по своим коротким волосам.

— Э-э, в тот вечер, когда вы пришли, я сожалею… по поводу поведения Барроу.

— Забудьте об этом. Этот тип всего лишь глупый кретин.

Рисби прикусил изнутри щеку и поморгал глазами.

— Это… он просмотрел ваши бумаги, мне очень жаль, — прибавил он. — Я ему сказал, чтобы он не смотрел, но Барроу малость невменяемый, когда ему что-то надо.

— И что же он сказал, когда все прочел?

— Я думаю, что это был доклад Военной полиции, а… все, что произошло между ВП и Колом, я хочу сказать, что рядовой Харрисон, он все время напряжен из-за этого. Но это все вызвало смех у Барроу. Вот… мне жаль, если у вас возникли неприятности.

Энн покачала головой:

— Это неважно. Мне не стоило задерживаться у вас в тот вечер или следовало быть более собранной. Вы говорите, что все вернули моим коллегам?

Рисби кивнул.

— Очень хорошо. А как ваша рана? Лучше?

— Да, зарубцевалась. Спасибо.

У него были красные глаза с темными кругами вокруг, как и у большинства солдат взвода. Энн рассматривала этого невысокого тщедушного молодого человека. И внезапную она ощутила симпатию к нему. То, что солдаты вынесли, требовало предельного напряжения человеческих сил. Перемещаться из лагеря в лагерь с тем, чтобы вступать в бой и убивать других людей среди грохота и страха. Когда живут так, как сейчас, они не могут спать, у них в ушах стоит свист пуль, в кожу въелся запах пороха, а во рту вкус земли и крови.

— Мне очень жаль ваших друзей, — тихо сказала Энн.

Она заметила, как изменился взгляд молодого человека. Он смотрел на нее с удивлением и явной благодарностью.

— Все время в напряжении, постоянное присутствие смерти — все это отражается на нервной системе бойцов. Когда могут расслабиться, они забывают обо всех границах. Я говорю вам это, чтобы вы знали, что я не осуждаю вас. Я не хочу чересчур сердиться даже на Барроу, который никогда не сможет быть мне другом. — Она пожала плечами и добавила ради шутки: — Меня от него тошнит, вот и все.