Родриго Кортес - Фармацевт

И тут неторопливые размышления Ричарда были прерваны. От особняка вдруг донёсся отчаянный человеческий крик. Кричала женщина.

«Мать! – молнией промелькнуло в мозгу у Ричарда. – Боже милостивый, что стряслось?!» Он опрометью бросился к дому.

Крик меж тем повторился, теперь он напоминал вой смертельно раненного животного, слышался в нём такой леденящий ужас, что у Дика волосы встали дыбом. Безумный вопль оборвался на высокой ноте, перешёл в надсадный хрип, когда Ричард, не помня себя, нырнул в парадную дверь особняка.

Расталкивая перепуганных, недоумевающих слуг, он промчался по первому этажу, метнулся к лестнице, не чуя под собой ног, буквально взлетел наверх. Сердце Ричарда гулко колотилось о рёбра. Он миновал дверь своей комнаты, пробежал по коридору мимо кабинета графа Уильяма, свернул в правое крыло здания, где располагались комнаты леди Стэнфорд.

И остановился, точно наткнувшись с разбега на невидимую стену. Картина, открывшаяся взгляду Ричарда, была настолько чудовищна, что его мозг первые несколько секунд отказывался воспринять и осмыслить её.

Дверь в комнату матери была широко распахнута, Фатима стояла на пороге, ухватившись обеими руками за косяк и раскачиваясь, словно под порывами ураганного ветра. Волосы, обычно уложенные в аккуратную причёску, были распущены, они тяжёлой чёрной волной падали на короткую ночную рубашку. Ноги леди Стэнфорд были босы и чуть ли не до колен густо забрызганы чем-то багровым.

Ричард шагнул вперёд. Прямо в кровавую лужу, медленно растекающуюся по коридору. Что это? Что это перед ним? Обо что он сейчас чуть не споткнулся?!

«Из человека не может вытечь столько крови, – отстранённо, даже как-то холодно подумал Дик. – Великие Небеса, не может!..»

Прямо под ногами леди Стэнфорд лежал Ральф Платтер.

Изуродованный труп Ральфа Платтера. Его правая рука, отсечённая на уровне локтя, откатилась шага на два, к стенке коридора. Из обрубка плеча уже ничего не текло, даже не сочилось. Покойники, как известно, не кровоточат. Ральф был гол, лишь бёдра его опоясывала какая-то тряпка, густо пропитавшаяся кровью и жутко вонючим содержимым тонкого кишечника. В тряпке Ричард с ужасом узнал домашнее платье матери. Салатно-зелёное, Дику оно всегда очень нравилось…

Нижняя часть туловища мистера Платтера была вскрыта, точно на анатомическом муляже, сизовато-розовые кишки вывалились наружу. Смерть наступила не более пяти минут назад, узлы кишок ещё судорожно подрагивали.

Голова Ральфа была практически полностью отсечена от туловища, чудовищной силы удар перерубил ему хребет возле самого затылка, на уровне второго позвонка, и лишь тонкая полоска кожи ещё связывала голову с телом, не позволяя ей откатиться в сторону.

А его лицо! Глаза Платтера уже успели потускнеть, но оставались открытыми. Он словно бы смотрел на Дика, упрекал его. Рот Ральфа перекосило предсмертной судорогой, и эта сардоническая усмешка долго преследовала Ричарда в кошмарных снах.

Рядом с трупом Платтера, в кровавой луже, которую уже не успевал впитывать пёстрый ширазский ковёр, лежал старый кавалерийский палаш графа Уильяма. Тот самый, которым полковник Стэнфорд сражался в своём последнем бою, под яростным солнцем Афганистана.

Сам граф стоял прямо напротив жены, шагах в трёх, так, что мёртвое тело Ральфа оказалось между ними. Графа колотило крупной дрожью, руки его ходили ходуном, учащённое дыхание со свистом срывалось с перекошенных посиневших губ. Выражение лица графа Стэнфорда было ужасным, такими обычно рисуют страдающих в преисподней грешников или восставших из могил мертвецов. Глазами, которые показались Ричарду красными, – так вздулась сеть жилок на белках, – отец глядел прямо себе под ноги, на обезображенный труп человека, только что убитого им. Смотрел и не видел.

Им, кем же ещё! Это Ричард понял сразу, как понял и то, за какой грех поплатился жизнью его учитель. Какие тут сомнения, мизансцена, представшая перед глазами Ричарда, была предельно откровенна в своём чудовищном бесстыдстве…

Дик услышал слабый охающий стон, с трудом повернул голову, точно будучи не в силах оторваться от кошмарной картины. Шагах в пяти от трупа Ричард увидел старшего брата, прислонившегося спиной к стенке коридора. Лицо Питера было бледным, даже с чуть зеленоватым оттенком, глаза выпучены, словно у висельника в петле, отвисшая нижняя челюсть подёргивалась. Ноги, похоже, уже почти не держали его, подламывались в коленях.

И точно: Питер оттолкнулся от стены, сделал два неверных шага, упал на четвереньки. Его скулящее постанывание сменилось судорожными булькающими звуками – Питера рвало.

Да, план старшего сыночка несчастного графа реализовался более чем успешно! Только вот душевных сил, чтобы смотреть в упор на последствия, у Питера не хватало. Правда, не ожидал он столь впечатляющих последствий…

Странно, однако из трёх человек, находящихся сейчас рядом с трупом, лишь пятнадцатилетний юноша сохранял какую-то ясность мышления, адекватность поведения. Ричард Стэнфорд не упал в обморок, осознав то, что видит, не убежал стремглав, даже не закрыл от ужаса глаза. Только сердце ему точно ледяной рукой сжало да мгновения вдруг обрели странную заторможенность, замедленный ритм. Дик шагнул вперёд, к отцу, чтобы поддержать графа Уильяма, не дать ему свалиться на пол коридора, в лужу крови.

Вновь протяжно и страшно, на одной нестерпимо высокой ноте закричала Фатима. С лестницы доносился топот ног: немногочисленные слуги, живущие в Стэнфорд-холле, одолели свой страх и теперь поднимались к месту кровавой трагедии.

«Всемогущий Боже! – потрясённо подумал Ричард. – Сейчас они поднимутся сюда, увидят этот кошмар… Ведь всё поймут! Впрочем, разве такое скроешь… Мой отец сделался убийцей… Надо посылать кого-то в Фламборо-Хед, за полицией. Коронер из Йорка появится позже, разве что к вечеру. Надо срочно связаться с мистером Лайонеллом, если сейчас кто-то может нам помочь, то только он. Но почему, каким трижды проклятым чудом отец оказался в это утреннее время здесь, около комнат матери?! В эти часы он никогда не выходит из своих покоев, спальни или кабинета. И я знаю, почему! У отца начинается утренняя ломка, он колет себе очередную дозу наркотика и забывается на какое-то время, уходит в свой мир. Почему, провались я пропадом, дверь в комнату матери оказалась открытой настежь? Что делает здесь Питер? Прибежал на крик? Откуда взялся палаш?»

Впрочем, относительно палаша Ричард догадался сразу. Небольшая, но подобранная со вкусом и знанием дела коллекция холодного оружия занимала одну из стен гостиной. Сабли и палаши, шпаги, рапиры, кинжалы висели прямо под родовым гербом Стэнфордов – вставшей на дыбы белой лошадью в красном поле. А гостиная располагалась по другую сторону коридора, чуть наискось от покоев леди Стэнфорд.