Родриго Кортес - Фармацевт

– Ого! А Джеффия Хотек?

– Поймите, она тоже любит его! Я разговаривал с девушкой и убеждён в этом. А какие письма она писала Фердинанду! Эрцгерцог позволил мне прочесть два письма. Даже я был потрясён силой её чувства.

– Вы? С вашими-то взглядами? Действительно… Тогда в чём затруднение?

– Именно в этом! Джеффия не хочет портить Фердинанду жизнь, ссорить его с семьёй. Морганатический брак вряд ли удастся сохранить в тайне. Но эрцгерцог уверен: её удастся склонить к этому шагу, если… – Герр Фрейд сделал некий неопределённый жест рукой.

– Понятно, если что. Можете не договаривать.

Дик надолго замолчал. За окном кофейни в серебристом свете полной луны тихо плескались волны Дуная. Словно в унисон этому плеску издалека доносились звуки рояля. «Кампанелла» Ференца Листа… Вена оправдывала свою репутацию музыкальной столицы Европы.

«Я ведь соглашусь, – думал Стэнфорд. – Я помогу Фердинанду. Это шанс, который упускать грешно. Франц Иосиф стар, недалёк тот час, когда эрцгерцог сделается императором. Очень неплохо, если австрийский император будет обязан мне. И если к тому времени я создам свою панацею, то… То многое же я смогу сделать, имея такую поддержку! Я не возьму с Фердинанда ни единой марки. Ни пфеннига. Его признательность куда важнее. К тому же он расплатился авансом: благодаря эрцгерцогу я свёл знакомство с герром профессором. Кое-что в его сумасбродных теориях представляется весьма интересным. Мне это может пригодиться. Хоть столько чуши за один присест мне ещё выслушивать не доводилось. Любопытно, чего бы нагородил герр профессор, расскажи я ему историю своей жизни. М-да… могу себе представить! Был бы тут эдипов комплекс – подсознательная тяга к инцесту с матерью, зависть и ненависть к отцу, перенесённая на старшего брата, мессианизм… Бред, короче говоря. Но аналитик он превосходный. Не «психо», а просто аналитик. Значит, «ИД» – «ЭГО» – «СУПЕРЭГО», своего рода триада. Забавно! Как это мне самому в голову не пришло? Здесь он, пожалуй, прав. Тезис – антитезис – синтез. Недаром же самые могучие религии мира завязаны на троичность. Египтяне: Гор – Сет – Осирис. Индуизм: Брахма – Шива – Вишну. Скандинавы: Один – Тор – Бальдр. Да и в христианстве Божество имеет три ипостаси! И начинать нужно снизу, с глубин подсознания. В одном я твёрдо уверен: на эту триаду, составляющую душу как отдельного человека, так и общества в целом, можно и должно влиять фармацевтически. Спасибо вам, профессор Фрейд, за своевременную подсказку».

Ричард Стэнфорд поднял взгляд на человека, сидящего напротив. Улыбнулся. Спокойно так, невозмутимо.

– Я обдумал просьбу эрцгерцога Франца Фердинанда Габсбурга д'Эсте. – Ричард специально назвал наследника полным титулом, чтобы придать этому моменту оттенок официальности. – Я согласен помочь ему. Так и передайте. Хочу сказать вам, герр Фрейд, что вы серьёзно заинтересовали меня. И я надеюсь, что наша сегодняшняя встреча не станет последней.

– А я надеюсь именно на это, – очень угрюмо ответил Ричарду похожий на лейб-гробовщика профессор. – Скажу вам честно, мистер Стэнфорд, я не понимаю вас, хоть вы так молоды. Вы для меня – загадка. Со мной такое случается редко.

– Вот как? – весело рассмеялся Дик. – А что, как правило, люди для вас – вроде открытой книги?

– Да. А тех, кого я не понимаю…

– Вы боитесь, – перебил его Ричард. – Я не могу позавидовать вам, герр профессор. Со слишком скучными текстами вам приходится иметь дело.

…Дик никогда больше не встречался с профессором Фрейдом. А вот с Францем Фердинандом Габсбургом, счастливым мужем Джеффии Хотек, он встретился через два с половиной года – тут же, в блистательной Вене, «королеве вальсов».

Только вот закончилась эта встреча совсем не так, как планировал милорд граф Ричард Стэнфорд…

Конец ноября девяносто пятого года выдался на восточном побережье Британских островов удивительно холодным. Даже йоркширские старожилы не могли упомнить, когда Северное море у берегов покрывалось к этому времени льдом.

Конец ноября, снова конец ноября – рокового для семейства Стэнфордов месяца…

Холодно было и в пустом Стэнфорд-холле. Холодно, тихо и безлюдно. Лишь одно окно на втором этаже этого мрачного особняка, родового гнезда графов Стэнфордов, светилось в темноте ноябрьской ночи. Окно комнаты, когда-то бывшей кабинетом отставного полковника, графа Уильяма Стэнфорда. Этой ночью в кресле перед дышащим теплом камином сидел младший сын покойного графа, Ричард Стэнфорд. Больше ни единого человека в опустевшем четыре года назад Стэнфорд-холле не было.

Дик сам не знал, почему перед тем, как принять важнейшее в своей жизни решение, он приехал сюда, в Стэнфорд-холл. Побыть в одиночестве он мог и в лондонской квартире или в своей лаборатории на Сэвен-Дайелсе, но что-то влекло его сюда, в этот мрачный и пустой особняк, в котором пять лет тому назад разыгралась чудовищная трагедия. Мало того: последние, самые важные изменения в главный препарат своей жизни, панацею, Ричард Стэнфорд хотел внести именно здесь, в своей первой, полукустарной лаборатории, которая по техническому оснащению ни в какое сравнение не шла с Сэвен-Дайелсом. Такое решение Ричарда было странным, алогичным, но Стэнфорд почему-то чувствовал: он поступает правильно!

Да, за полгода сумасшедшей работы, когда Дик забывал о сне, еде, отдыхе, желанная «панацея для душ» была-таки создана! Была даже опробована! Только вот оказалось у этого уникального и бесценного препарата одно побочное свойство, которое сводило на нет все его достоинства.

Или всё наоборот? Может быть, это вовсе не недостаток, а великое достоинство? Вот эту проблему, этот острейший вопрос, совсем не неожиданно вставший перед ним, и пытался решить Ричард Стэнфорд. Остановившимся, невидящим взглядом он смотрел на стреляющие снопами жёлто-оранжевых искр дрова в камине, размышлял, анализировал, вспоминал.

Северо-восточный ветер, набравший разгон над заледеневшими вересковыми пустошами, дышал холодом из щелей, стучал в окошко кабинета веткой облетевшего тополя, громыхал оторванным железным листом на крыше флигеля в саду. А перед мысленным взором Ричарда Стэнфорда вставала одна яркая картина за другой. Он вспоминал своё недавнее путешествие в Азию…

…Солнце только что взошло, и тяжёлая плита жары ещё не успела навалиться на лежащий в предгорной долине удивительный город, город-сказку, словно бы шагнувший в рациональный девятнадцатый век со страниц «Тысячи и одной ночи», из поэм Хафиза и Фирдоуси.

Самарканд. Драгоценная жемчужина предгорий Гиндукуша, слава и гордость Средней Азии, олицетворение загадочного и чарующего Востока.