Ирина Голунцова - Жженые карты (СИ)

Однако нынешнее состояние говорило Тамаре об обратном. Ей казалось, что организм уже привык к чужеродной крови и наверняка Николай принялся снижать дозу. Он должен был сделать запасы. И тем не менее слова девушки обеспокоили ее.

– Я не хочу умирать. – Тем же бесстрастным голосом обмолвилась брюнетка, но за завесой безразличия прятался лютый страх, Тамара ощущала это на физическом уровне. – И в каком-то смысле не умру. Я перерожусь в тебе. Моя кровь будет говорить за тебя.

– Да хватит заливать меня эти бредом, и так тошнит без твоих речей.

Колкость в ответ на время погрузила Азизу в молчание, но эхо ее слов продолжало пугать Тамару. Она не верила в сказанное, оно прозвучало абсурдно и фантастично.

Тогда почему она боялась? И брала в расчет вероятность, что подобное может случиться?

– Знаешь… – Никак не унималась пленница, отчего Тамара хотела, переступив через боль, слезть с кровати и собственными руками задушить ее. Но оставалось только слушать. – Для политиков вы всего лишь разменные монеты, игральные карты. Причем изрядно попорченные, обожженные войной и злостью. Не важно, чем закончится наша схватка – победителя среди нас не будет.

На этот раз пауза длилась довольно долго, отчего Тамара подумала, что собеседница наконец-то заснула. Признаться, тишина ее пугала куда сильнее россказней: когда она не слушала, то размышляла над услышанным, и выводы, рождающиеся в ее голове, не утешали.

– Берегись моего отца. – Внезапно обмолвилась Азиза, и отчего-то у шатенки возникло неприятное ощущение, уверенность, что это последние слова, которыми та поделится с миром. – В нашем дуэте мы только делали вид, что он сдерживал меня. Когда я умру, его ничто не остановит.

Вот теперь ей действительно стало страшно. Не пугала ни боль, ни смерть, а неизвестность. Константин лишь изображал из себя простого парня, уставшего от тягот и забот, но тогда, стоя напротив разделяющей их решетки, она заглянула в его глаза. Они горели безумием, тягой к доминированию и чему-то еще, что Тамаре не удалось распознать.

А не совершили ли они ошибку? Ведь именно ей придется столкнуться с мужчиной, с его необузданной яростью, на ней он выместит злость из-за потери дочери.

У Азизы остановилось сердце. Тамара почувствовала это прежде, чем прозвучал сигнал аппарата контроля за жизненными показателями. Может, ее кровь действительно говорила в ней? Сейчас трудно судить об этом, но уверенность в одной вещи стала для нее внезапно очевидной – проснется она уже другим человеком.

Глава 18

НИКОЛАЙ

Последний раз Тамара приходила в себя за несколько минут до смерти Азизы, и это сильно волновало Николая. Их недавняя противница умерла тихо, провалившись в бесконечный сон, – только аппаратура дала понять, что больше она не очнется. Они с Антоном вынесли ее тело, которое еще не успело покинуть тепло, оставили его за железной дорогой в кустах. Блондин, не задерживаясь, отправился к своим пациентам, нуждающимся в его внимании куда больше. Спрашивать, почему шатен не пошел за ним следом, Николай не стал. Он догадался, что парень хотел если не похоронить погибшую девушку, то хотя бы прикрыть ее настилом из ветвей. Мысленно медик возмутился этому, в нем до сих пор зрела обида за Виталия, за собственные раны, но он не собирался что-то предпринимать. Много сил и так потрачено впустую.

Эта ночь показалась ему самой долгой за последнее время. Час, другой – жизненные показатели Тамары ухудшались каждый раз, когда он бросал на них заспанный взгляд. Девушка перестала получать кровь Азизы, поэтому оставалось лишь гадать, справится ли ее организм, адаптируется ли под новую среду?

Послышался шум закрывающейся двери вагона – вернулся Антон.

Настенные часы показывали половину шестого утра.

Невольно он задался вопросом: что, если Тамара погибнет? Как он сможет жить дальше? Их связь трудно описать одним словом, здесь всего набиралось понемногу. Те недели, проведенные в плену, сделали их одним целым, им пришлось делить эмоции и переживания на двоих, чтобы не сойти с ума.

Первое, чем встретили их врата ада, стал неприятный запах горелой травы. Их с девушкой разогнали по разным камерам, Николай до сих пор не был уверен, что их держали в одном месте. В крохотной комнате четыре на два метра его приковали к длинной цепи, как дворового пса. Босыми ногами он чувствовал мелкие камни, от высоких стен исходил жар и пыльный запах. Сквозь маленькое окно под самым потолком, расчерченное железными прутами, проникал паркий стоячий воздух с улицы. И песок, он был везде: на полу, в воздухе, забивался в волосы, под ногти, скрипел на зубах.

Почти сразу к нему пришли люди. Инстинктивно, едва его отстегнули от цепи, он попытался вырваться, но пятерым мужчинам все же удалось его усмирить. Они не пытались пристрелить его, отчего Николай одновременно ощутил и радость и страх: если его не хотели убить, то им он нужен живым – для чего-то другого.

Для парня не стало открытием, что его вели на допрос, и помещение, подчеркивающее антураж пыточной камеры, подтвердило все опасения. Вопросы, не выделяющиеся разнообразием, на ломаном русском языке задавал один и тот же человек. Террористов в основном интересовало расположение основных сил, местонахождение командиров, маршруты транспортировки боеприпасов и провизии. Николай остро чувствовал боль от каждого удара, и даже когда на его лице не осталось живого места, он молчал. В нем говорил скорее не патриотизм, а чувство собственного достоинства, что, по сути, являлось одним и тем же. Когда противник понял, что кулаки не страшили их пленника, он перешел на новую ступень, именуемую пытками. Здесь блондину пришлось проявить недюжинную выдержку. Он только полагал, что истязания водой не так страшны, но едва ему начали заливать жидкость в рот, не давала возможности дышать носом, его мнение изменилось.

В какой-то момент он рисковал сломаться, его покинули последние силы. Но мужчины остановились и удалились, оставив с ним охрану, на минут двадцать. Этого времени хватило, чтобы собраться с духом и напомнить, что так просто он не сдастся. Ни за что. Николай почти убедил себя в собственной несокрушимости. А потом он услышал ее крик.

Они с Тамарой не были близкими друзьями, несмотря на долгое время совместной работы. Она относилась к нему с уважением и добротой, он принимал это и отвечал взаимностью. Точка. Но когда сквозь толщу стен пробился женский вопль, парень непроизвольно вжался в спинку стула. Враги не били ее, не топили; воображение Николая разыгралось не на шутку, рисуя образы беспощадных издевательств. Резали? Выдергивали ногти?

Он ощущал тошноту, всем телом противился воплям, доносящимся из соседней комнаты. Враг понял, что физически его не сломать, поэтому они прибегли к другой тактике. И Николай ненавидел себя за это, что Тамаре приходилось испытывать мучения вместо него. Но в основном он проклинал себя за молчание, что ничего не выдал противнику, продолжая слушать отчаянный крик.