Лиз Коли - Красотка 13

Энджи ждала на крыльце, пока Девочка-скаут возьмет на себя руководство. Сидя на перилах, она болтала ногами, наблюдая за тем, как на лугу ласточки гоняются за бабочками. Странно, однако, – реальная хижина находится в глухой лесной чаще, а ее воображаемая хижина стоит на краю луга, на совершенно открытом месте. Она вдруг вспомнила о том, как в первый раз попала сюда, – ее бросили в кромешную тьму, она была до смерти напугана, совершенно растеряна, не могла ни пошевелиться, ни повернуть голову. Постепенно в темноту проник свет, и она смогла встать, походить вокруг и поговорить с другими. Был еще один забавный момент. Хижина выглядела как декорация в голливудском фильме: только один фасад, а за ним лишь пустота.

Подчиняясь внезапному порыву, она постучала в дверь. Тишина. Она подергала за ручку, но дверь была заперта на ключ. Она прижала ухо к двери и услышала тихий скрип, однако решила, что это, скорее всего, скрипят половицы под ее ногами. Скрип тут же стих. У нее появилось какое-то странное ощущение. Ей казалось, что внутри кто-то есть, и этот кто-то, не желая быть обнаруженным, старался дышать как можно тише.

– Энджи! – раздался сзади чей-то голос, и она отпрыгнула от двери.

Ей почему-то стало стыдно. Получалось, что она подслушивала и ее поймали на горячем.

– Не ходи туда, – сказала Девочка-скаут. – Нам туда нельзя.

– Почему? – спросила Энджи. – Что там внутри?

– Мы не знаем. Только Ангел мог заходить туда. Оставь эту затею, пойдем со мной. – Девочка-скаут взяла Энджи за руку и увела ее от двери, от крыльца, от хижины прямо на луг.

– Разуйся, – сказала она.

– Но от травы у меня на ногах появится сыпь! – возразила Энджи.

– Нет, не появится.

– Мне будет щекотно. – Энджи боялась смотреть на свои ноги.

– Ну же, пойдем! – настаивала Девочка-скаут.

Сняв туфли и носки, она закатала свои брезентовые брюки цвета хаки. Раны на ее лодыжках были свежими, а у Энджи – зарубцевавшимися, похожими на тонкие ленты. Как, однако, глупо с ее стороны быть такой нерешительной! Лодыжки ей достались в наследство от Девочки-скаута, запястья – от Маленькой женушки, а ожоги – от Болтушки. Шумно выдохнув, Энджи сняла туфли и носки. Был жаркий полдень, и она, понимая, что, кроме нее, здесь никого нет, сняла с себя всю одежду. Она легла на траву, не боясь того, что при ярком свете дня будут видны все ее шрамы, и сказала:

– Я вмещаю в себе множество разных людей.

Лежавшая рядом с ней Девочка-скаут процитировала еще одну строку из поэмы Уитмена, которую они обе любили: «Кто хочет прогуляться со мной?»

Повернув головы, они посмотрели друг на друга и улыбнулись.

Коснувшись друг друга кончиками пальцев, они процитировали в унисон: «Потому что каждый атом во мне принадлежит и тебе».

Они обнялись, их гладкие белые руки касались высокой зеленой травы. Они прижались друг к другу так плотно, что трудно было понять, где одно тело, а где другое. И, вздрогнув, издав вздох облегчения, они слились в одно целое, став одной девочкой, которая вихрем ворвалась в саму себя цельной, единой личностью.

В ее голове, как в калейдоскопе, замелькали картинки: лицо того мужчины – оно было и злым, и нежным; лежащие в углу тяжелые цепи, которые долгое время ограничивали ее жизненное пространство; до боли знакомая ручка на водяном насосе; растрескавшийся коричневый кувшин; железные горшки и кастрюли; книга, торчавшая из кармана ее фартука; бутылка масла, которым заправляли лампы; тесная кладовая, где хранились консервы, крупы и специи; поросшие мхом стволы сосен, она ориентировалась по ним, когда, сжимая в руках пакет с несколькими дорогими ей вещами, спускалась с гор в долину, уходя от хижины все дальше, и дальше, и дальше; магазин, где она украла карту, потому что у нее не было денег – не считая, правда, четырех монет достоинством в 25 центов, которые она нашла под печкой. На них она купила себе колу, чтобы хоть чем-нибудь наполнить свой желудок, который после нескольких дней пути ссохся от голода. Ей тогда показалось, что ничего вкуснее этого напитка она в жизни не пробовала.

Ничего вкуснее этого она еще не ела. Рот Энджи был наполнен сладкой кремообразной массой. Она ела крем-брюле. Нежный карамельный соус буквально таял на языке.

Ее ресницы дрогнули, и, открыв глаза, она в тот же миг увидела глаза доктора.

– Это просто изумительно, Линн! Вам обязательно нужно заказать себе такое же мороженое.

– Анжела… – прошептала доктор, и ее глаза наполнились слезами.

Энджи удивленно подняла брови.

– Почему я назвала вас по имени?

Доктор Грант схватила салфетку и промокнула влагу, блестевшую в ее глазах.

– Девочка-скаут всегда называла меня Линн. Она теперь… в тебе?

– Полностью, – сказала Энджи. – Эй, что случилось? Почему вы плачете?

Доктор Грант – Линн – громко шмыгнула носом.

– «О, дорогая, как это нелепо! Прямо за десертом. Я оставлю его для Красотки. Мне нужно уйти», – сказала она, и сразу появилась ты. Я даже не смогла попрощаться с ней.

Энджи засмеялась.

– Вам не нужно прощаться с ней, Линн. Я все еще здесь. – Она вздохнула и проглотила еще одну ложку крем-брюле.

– Энджи, добро пожаловать в свое единое и неделимое «я»! – сказала доктор Грант и разрыдалась. Это было совершенно непрофессиональное, но чрезвычайно приятное проявление любви и благодарности.

Из школы домой я шла пританцовывая. Точнее, не шла, а летела, не касаясь земли. Во рту по-прежнему ощущался сладковатый привкус крем-брюле. Вернувшаяся из библиотеки мама смотрела на меня с нескрываемым любопытством. Меня буквально распирало от желания поскорее все ей рассказать, но нужно было дождаться подходящего момента. И мама, сама того не зная, мне в этом помогла, попросив помочь ей накрыть на стол.

– Ты уже определилась, какой подарок хочешь на Рождество? – спросила она, передавая мне столовое серебро.

Я улыбнулась ей и, встав на цыпочки, радостно воскликнула:

– Я уже получила то, чего хотела больше всего на свете, – себя саму! Все мои двойники соединились в одно целое. Ну, или почти все.

– Ох, не может быть! Неужели все закончилось? – радостно всплеснув руками, спросила она.

Я кивнула и улыбнулась такой широкой, счастливой улыбкой, что мои щеки едва не треснули от напряжения.

– О Энджи, дорогая моя! – воскликнула мама, прижимая меня к себе дрожащими руками. – Такой огромный подарок под елку не поместится, – сказала она, всхлипывая, и прижалась губами к моему уху.

В последнее время она стала очень сентиментальной.

– Мама, мамочка, мамуля! – радостно пропела я и обняла ее. Раздался тихий звон серебра, и я развела руки в стороны, чтобы случайно не уколоть ее вилкой или ножом. – Ты права. Тогда я, пожалуй, остановлюсь на сапогах для верховой езды. Что ты на это скажешь?