Лиз Коли - Красотка 13

Я могу сесть в него и качаться, и мне будет казаться, что время остановилось. Ничего никогда не изменится в этой полутемной комнате. Я буду качаться, и оплакивать свою жизнь, и ждать. И могу стать Одинокой. А она станет Энджи.

Я шагнула к креслу. Ведь ничего страшного не произойдет, если я присяду в него и отдохну немного, не так ли?

Здесь было очень тихо, я слышала только звук воображаемых шагов и моего совершенно бесполезного дыхания. Воздух был неподвижным. Пламя масляной лампы было ровным и слабым.

Оно олицетворяло мой образ, было воплощением моего «я», моего сознания. Оно было еще живым, но стало совершенно неподвижным.

Я изменила привычный маршрут и, пройдя через комнату в угол, взяла лампу. Она была теплой, как я и ожидала. Теплая метафора. Свет в темноте, тепло в ледяном холоде, слабый огонек надежды. Человеческий мозг – штука весьма странная. Он может найти символы, знамения и значение во всем. Вот она я, запертая в метафоре обнесенного стенами отсека моего мозга, содержащего метафору чего-то такого, что дало мне крупицу надежды. Почему надежды?

«Искра вдохновения похожа на зажженную спичку», – подумала вдруг я.

Я бросила лампу на деревянный пол. Она разлетелась на части, горящее масло разлилось по полу. Я сожгу эту комнату и выйду на свободу.

Я смотрела, как пламя подбирается к стенам. Я знала, что стены должны загореться.

Сухая сосновая обшивка вспыхнула, словно щепа для растопки печи.

Золотисто-красные языки пламени расползлись по всей комнате, жаркие и жаждущие.

Я чувствовала их жар, впитывала в себя их свет, похожий на свет костра, и ждала, когда стены обуглятся и рухнут.

Однако стены почему-то не падали.

Огонь подбирался к центру комнаты. Кресло-качалка занялось и буквально через минуту превратилось в пепел. Меня окружила стена танцующего огня. Жар усиливался.

Я хотела вырваться из этого адского круга, но поток раскаленного воздуха отбросил меня назад. Загорелся рукав моей куртки. «Просто метафора», – сказала я себе. Но нет – ткань сгорела, и начала гореть моя кожа. Она почернела и покрылась волдырями. Было очень больно. Я закричала и стала колотить рукой о бок, пытаясь сбить огонь.

«Стоп! Нужно лечь на пол и кататься по нему», – вспомнила я защитное заклинание. Бесполезно! Пол уже горел.

Загорелись и мои джинсы. Запах горящей ткани, волос и кожи был отвратительным, а боль – невыносимой.

– Одинокая! – закричала я. – Выпусти меня отсюда! Спаси меня!

Сквозь огонь я бросилась к двери. Я с недоумением посмотрела на почерневшие доски, когда мои руки стукнулись о них и я ощутила боль.

– Прошу тебя, отзовись! – крикнула я.

О господи! Вот оно! Комната заполнилась дымом, и мне стало трудно дышать. Я закрыла глаза и начала молиться.

Дверь поддалась, распахнулась настежь. На пороге стояла она, Одинокая, и смотрела на меня огромными, полными ужаса глазами. В руках она держала большой сверток. Она протянула мне его.

– Возьми его! – крикнула она. – Я не могу это сделать. Я просто не знаю как.

Я взяла сверток. Он был тяжелым и громко рыдал.

– Энни, Энни! – пробормотал этот сверток сквозь слезы.

Меня словно током ударило, и я почувствовала, как в моей груди забилось сердце. Я ощутила его. В лицо пахнуло жаром, настоящим, а не воображаемым. Мое настоящее тело стало твердым как камень. Своими настоящими руками я крепко прижала к себе Сэма.

Дым, словно серая лавина, хлынул в дверь.

– Уходи быстрее! Оставь меня! – крикнула Одинокая. Она ринулась в самое пекло, в нашу воображаемую хижину, и начала пробираться сквозь дым к своему креслу.

Схватив ее за руку, я попыталась вытащить ее оттуда. Однако она сопротивлялась со всей нашей общей силой.

– Тебе нельзя туда! Там все горит! – заорала я.

В этот момент обвалились потолочные балки, и в воздух взвились яркие искры. Одинокая пыталась вырвать свою руку, чтобы броситься в огонь и сгореть вместе со своим убежищем, своей тюрьмой.

Однако я не хотела отпускать ее.

– Пойдем со мной. Ты нужна Сэму. И мне, – прокричала я.

Издав жуткий вопль, она прыгнула на меня и слилась со мной, вытолкнув меня в дверь, вернув мне возможность контролировать себя и сделав мое сознание единым и неделимым. Протянув назад руку, я пыталась найти ее руку, но она исчезла.

Мир перед моими глаза завертелся, словно карусель, и горящая хижина растворилась. Я увидела, что спальня Сэмми и коридор, ведущий в гостиную, охвачены огнем.

Воспоминания Одинокой стремительным, бурлящим потоком ворвались в мое сознание. Она сидела с Сэмми, читая малышу книгу. Малыш был таким милым, что, заглядевшись на него, она забыла обо всем на свете. Запах древесного дыма казался таким знакомым, что она даже не поняла, что произошло, и пришла в себя, только когда сводчатый потолок гостиной со страшным грохотом упал прямо на горящую новогоднюю елку. Открыв дверь спальни, она оказалась в пылающем аду. Дом, а это был дом Харрисов, горел, грохотал, рушился вокруг нас.

Сэмми начал извиваться в моих руках. Нам нужно было уходить оттуда. Метрах в двух от двери детской находилась ванная. Мне сразу стало ясно, что это моя единственная надежда на спасение. Я услышала, как где-то далеко завыли сирены. Мы не могли ждать, пока пожарные приедут сюда.

– Ничего не бойся, малыш, – прошептала я ему на ухо.

Укутав его с головой в одеяло, я закрыла рукой глаза и нос. Набрав в легкие воздуха, я бросилась сквозь огонь к двери ванной. Взявшись за дверную ручку, я обожгла пальцы. С силой толкнув дверь, я влетела в ванную и включила душ на полную мощность. На нас хлынула ледяная вода, и буквально через несколько секунд мы промокли насквозь. Сэм громко заревел от испуга.

Схватив два больших банных полотенца, я намочила их и обмотала ими Сэма, свив нечто напоминающее кокон. Полотенцем для рук я завязала себе рот и нос. Полотенцем Сэмми я обмотала голову и плечи. За дверью раздался страшный треск. Господь милосердный! Похоже, начала рушиться крыша.

Мне очень не хотелось выходить из этого влажного, обложенного кафелем убежища, однако я понимала, что, если мы сейчас же не выберемся отсюда, рухнет потолок и раздавит нас в лепешку. Сэм дергался и извивался в своем мокром коконе. Я еще крепче прижала его к себе и стала нашептывать ему всякие ласковые слова, пытаясь его успокоить, а потом прижалась лицом к мокрым полотенцам, которыми была укутана его голова.

– Сейчас мы выйдем отсюда, – сказала я. – Прямо сейчас!

Схватившись за дверную ручку, я обожгла вторую руку, но смогла открыть дверь. Дым был таким густым, что я почти ничего не видела. Однако я знала, что есть путь к спасению, причем единственный, – мне нужно было добежать по коридору до входной двери. Раз загорелась гостиная, значит, горят уже кухня и гараж.