Уильям Каглин - Доказательство умысла (в сокращении)

— Понятно.

— Однако, как я уже сказала, фонд Дианы Дэйн был необычным. Он давал лишь фиксированный доход. Каждый год мы выписывали чек на тридцать тысяч долларов, безотносительно к размеру основного капитала. Каждые десять лет эта сумма увеличивалась на три тысячи долларов.

— По какой причине фонд был организован именно так?

— Не следует забывать, что в начале шестидесятых, когда был создан этот трастовый фонд, тридцать тысяч долларов представляли собой сумму весьма значительную. Ну, а кроме того, деду Дианы не хотелось, насколько я понимаю, чтобы его внучка вела праздную жизнь. Он считал, что избыток денег портит человека.

— Итак, какой же доход получала бы миссис Дэйн от этого фонда сейчас?

— Тридцать девять тысяч долларов.

— А что должно было произойти с основным капиталом в случае ее смерти?

— Согласно уставу фонда, основной капитал должен был поступить в распоряжение прямых потомков миссис Дэйн.

— Прямых потомков. То есть детей, которых она выносила в собственном чреве.

— Совершенно верно.

— Стало быть, если она умирает, не оставив детей…

— Фонд ликвидируется, образующие его суммы присоединяются к прочей ее собственности. По сути дела, она могла оставить их по завещанию кому пожелает.

— Известны ли вам, мисс Молина, какие-либо дети миссис Дэйн, родные или приемные?

— Я ни об одном не слышала.

— Хорошо. Позвольте мне вручить вам документ, помеченный секретарем суда как вещественное доказательство обвинения за номером шестьдесят семь, — и Стэш передал мисс Молина две фотокопии. — Вам знаком этот документ?

Шэрон Молина одарила его широкой улыбкой:

— Да, знаком. Это отчет о финансовом положении трастового фонда Альберта Гудвина ван Бларикума на двадцать девятое сентября прошлого года.

— И, взглянув на вторую страницу этого документа, вы можете назвать нам размер основного капитала фонда?

— На двадцать девятое сентября прошлого года фонд содержал активы общей стоимостью в двадцать восемь миллионов четыреста тысяч двести одиннадцать долларов и девяносто один цент.

По залу прокатился взволнованный шум.

Стэш стоял с таким видом, точно в него ударила молния.

— Ух ты! И все, что нужно было сделать мистеру Дэйну, — это убить жену и получить двадцать восемь миллионов баксов?

Я встал:

— Протестую, ваша честь!

— Я с удовольствием отвечу, судья, — сказала Шэрон Молина. — По-моему, это имеет прямое отношение к делу.

— Я хотел бы услышать ваш ответ, — сказал Ивола.

— Для того, чтобы получить эти деньги, просто убить жену мало. — Она снова показала в улыбке красивые зубы. — Нужно еще и выйти сухим из воды.

Обвинители традиционно заканчивают представление доказательств, вызывая в качестве свидетеля кого-либо из родных жертвы, человека, который предсказуемым образом должен вызвать чувство жалости у присяжных. Под конец дня в списке свидетелей обвинения остался только брат Дианы, Роджер ван Бларикум, и я ожидал, что Олески вызовет его, дабы внушить присяжным необходимые чувства. Меня это устраивало. Я знал, что защите Роджер принесет столько же пользы, сколько и обвинению.

Но, по-видимому, Стэш, познакомившись с ним, пришел к такому же заключению. После короткого совещания со своим помощником он встал и сказал:

— Ваша честь, обвинение штата Мичиган представление свидетелей закончило.

Время было довольно позднее, поэтому судья Ивола объявил перерыв до завтра. Я пересек улицу, купил в магазине «Крамерс Дели» сэндвич и поехал в офис. Миссис Фентон, как обычно, ушла домой ровно в пять, так что в офисе было темно.

Я уже нащупывал выключатель, когда негромкий голос произнес:

— Не надо.

И тогда я увидел его. Рядом с моим письменным столом сидел в кресле мужчина — спина повернута к реке, лицо окутано мраком.

Сердце у меня запрыгало, как призовая лошадь.

— Кто вы, черт побери, такой? — спросил я.

— Вы знаете, кто я такой.

Чтобы понять это, мне понадобился лишь миг.

— Блэр Дэйн, — негромко сказал я. — А что, вам действительно так уж нужна темнота?

— Не вижу никакой необходимости в том, чтобы вы знали меня в лицо. — Голос был высокий и чистый, но в нем ощущалось странное отсутствие эмоций, как будто его обладатель накачался наркотиками.

Я пожал плечами, подошел к письменному столу.

— Мне нужна сигарета, — сказал я, вытягивая ящик, в котором держал пистолет 32-го калибра. Я ощупал внутренность ящика, и сердце мое снова скакнуло. Множество круглых резинок и огрызков карандашей. Но никакого пистолета.

— Лишние хлопоты, мистер Слоун. — Я увидел, как в руке Блэра Дэйна что-то блеснуло. — «Смит-вессон» — это и мой любимый сорт сигарет.

— Послушайте… — произнес я.

— Нет, это вы послушайте, — ответил он тем же сонным, наркотическим голосом. — Вы собираетесь обвинить меня в убийстве и отправить назад в Джексон. Поэтому позвольте сказать раз и навсегда. Я не убивал свою мать и ни при каких обстоятельствах в тюрьму не вернусь.

— Я не собираюсь подставлять или обвинять вас. Я хочу только одного — понять, что произошло той ночью. Даю вам слово.

Сказанное мной Блэра Дэйна явно позабавило:

— А вы на моем месте поверили бы слову Чарли Слоуна, эсквайра?

Я начинал злиться.

— Ладно, — сказал я. — Зачем вы сюда явились?

Он, казалось, задумался.

— Наступает время, когда человеку вроде меня приходится взглянуть правде в лицо, сказать себе, кто он. Я впервые понял это при последней отсидке. Я собираюсь создать с помощью Иисуса Христа нового Блэра Дэйна. Но если я вернусь в Джексон, от нового Блэра Дэйна останутся рожки да ножки. А вам я вот что хочу сказать: у вас милая дочь. Очень симпатичная девушка. Если вы и дальше будете пытаться затащить меня в зал суда и обратить в жертвенного агнца, это может обернуться трагедией для нее, для вас и для меня. Вы понимаете, о чем я?

— Да, вы угрожаете моей дочери.

— Хорошо. Значит, мы друг друга поняли.

— Если вы действительно хотите создать нового Блэра Дэйна, — сказал я, — то в правильном ли направлении двигаетесь?

— Я молился, надеясь понять это. Мой Спаситель, если честно, никаких ясных указаний мне не дал. И мы с вами заключаем сделку из тех, о которых говорят: отчаянные времена требуют отчаянных средств.

— Может быть, вам стоит помолиться еще немного?

Произнеся это, я щелкнул выключателем настольной лампы.

И тут же пожалел об этом. Выглядел Блэр устрашающе. Даже притом, что он сидел, видно было, что росту в нем за метр девяносто, — широкие плечи, мощные мускулы. Лет ему было чуть больше тридцати, однако в длинных волосах его уже проступила седина. По одной руке тянулась грязновато-зеленая тюремная татуировка: «УМРИ В ПЕРЕСТРЕЛКЕ». Но самым страшным было мертвенное выражение в светло-голубых глазах Блэра.