Дэвид Эллис - Наблюдатель

— Вы не любите воду?

Шелли вопросительно посмотрела на меня, стараясь скрыть улыбку. Она прекрасно знала, что у меня проблемы с плаванием. Проще говоря, я не умею держаться на воде. Я правильно двигаю руками и ногами и все равно постоянно иду ко дну. Однако в тот момент я был готов сделать что угодно, даже перелететь на дельтаплане через Анды, лишь бы разговорить Гвендолин.

Мы сели в катер, и она завела мотор. Катер был длинным, с плоской палубой, сиденья и перила по краям обтянуты белой кожей, спереди находились штурвал и приборная доска. К днищу катера было прикреплено нечто напоминающее большие лыжи, и он смахивал на гигантские водные санки.

— Это понтонная лодка, — пояснила она, выплывая из-под зеленого навеса. — Так, значит, вы осудили Бургоса? А теперь вы адвокат Гарланда.

Мне не понравилось, как она связала эти два имени. У меня возникло чувство неловкости. Примерно то же самое в свое время сказала мне Эвелин Пенри.

— Да. У него все хорошо, — добавил я, хотя она и не спрашивала.

— Не сомневаюсь, — пробормотала Гвендолин.

Я немного успокоился. Прохладный ветерок освежал, и жар от солнечных лучей уже не казался невыносимым. Мы заплыли на середину огромного озера, затем она остановилась и переключила мотор в нейтральную позицию. Вода зарябила сильнее, но понтон стоял ровно — без сомнения, это было одним из преимуществ данной модели. Я посмотрел на стоящие вдоль берегов коттеджи. На мостках и на большой водной горке играли дети. Крики людей, которые катались на водных лыжах или на катерах, вторили реву моторов и эхом разносились вокруг нас.

Поведение Гвендолин во время следствия вполне соответствовало тому, что говорил о ней Гарланд Бентли. Когда мы занимались делом Бургоса, имя Гвендолин пару раз всплывало на поверхность, но лишь потому, что нам не хватало свидетелей, которые хорошо знали Кэсси. Гвендолин была богатой испорченной девчонкой, Кэсси — невинной и одинокой. Но я так ни разу и не встречался с Гвендолин, поскольку она все время находилась за пределами округа.

И все же теперь я не заметил в этой женщине ничего злого или испорченного. Время меняет людей чудесным образом.

— У вас свой ресторан? — спросил я.

Она слегка улыбнулась.

— Община теряет свои магазины и рестораны. А мне хочется, чтобы у людей оставались места, где они могли бы собираться.

Я решил постепенно вывести ее на интересующую меня тему. Гвендолин подставила лицо солнечным лучам. Вид у нее был совершенно безмятежный. Я понимал, что таким образом она попыталась убежать от реальности.

Гвендолин предложила мне воду из кулера, но я отказался. Она села рядом со мной. Шелли сидела по другую сторону от меня и молчала. Она закатала рукава рубашки и штанины джинсов, закрыла глаза и откинула голову, позволяя солнцу светить ей на лицо. Какая все-таки Шелли умница: она хорошо знала, как себя вести. Беседа должна была протекать непринужденно, а когда два человека набрасываются на одного с расспросами, у последнего это лишь вызывает чувство дискомфорта. Нет, она просто собиралась слушать.

Ветерок донес до меня легкий кокосовый аромат средства для загара, которым пользовалась Гвендолин. У нее, как и у многих людей славянского происхождения, была бледная кожа, которая от солнца становилась ярко-розовой, поэтому ей требовались защитные средства.

Жара была изнуряющей. Я снял пиджак, закатал рукава и пожалел о том, что отказался от ее предложения выпить воды.

— Мне здесь нравится, — призналась Гвендолин. — Здесь люди говорят то, что думают, и думают то, что говорят.

Я посмотрел на мой портфель и вдруг вспомнил, что у меня нет ни ручки, ни блокнота, ни даже подходящей бумаги. Обычно записи вел кто-нибудь из моих сотрудников, а в суде каждое мое слово фиксировали репортеры. Но один лишь вид блокнота или диктофона часто сковывает речь собеседника. Поэтому я положил руки на внутреннюю обшивку катера, уперся головой в мягкий поручень и закрыл глаза, повернув лицо к солнцу. Я мог бы уснуть и проспать здесь не один час.

— Когда у тебя есть деньги, — сказала она, — ты уже ни о чем не думаешь. Ты все можешь получить. И начинаешь хватать все, надеясь, что рано или поздно натолкнешься на преграду. Но когда этого не происходит, ты заходишь все дальше, пока однажды… не теряешь голову окончательно.

— Значит, вы теряли голову? — поинтересовался я.

Лодка покачнулась на волне.

— Конечно. Я пила, употребляла наркотики, спала со всеми подряд.

Я с учтивым видом слушал жалостливую историю исцеления богатой девочки — испорченной светской львицы, которая порхала с одной вечеринки на другую, колесила по Европе и хотела лишь одного — чтобы ее любили.

— А что насчет Кэсси? — спросил я, хотя и не был уверен, что стоит перебивать ее.

— Кэсси… — Гвендолин на мгновение задумалась и посмотрела на банку с содовой у себя в руке. — У Кэсси было большое сердце. И щедрая душа. Но она совершенно не понимала, что делает. Не знала, что ей нужно: стать популярной или быть хорошей. — Гвендолин прикусила губу, и ее лицо покраснело. — Она была так напугана.

— Гвендолин, я пытаюсь понять, какую жизнь Кэсси вела в то время. Мне нужна ваша помощь.

Она медленно покачала головой:

— Думаю, вы прекрасно знаете об этом.

— Но ведь вам известно, что дело Кэсси не рассматривалось в суде. Так что у нас не было возможности хорошенько изучить его. — Я заметил, что взгляд Гвендолин стал напряженным. — И мы почти не занимались им. Вы ведь знаете, что дело Кэсси не рассматривалось в суде, не так ли?

Она пожала плечами.

Неужели она ничего не знала?

— А почему вы не рассматривали дело Кэсси? Я не могу понять.

Я быстро объяснил, что было принято решение изъять из дела одно из убийств, на случай если Бургосу повезет и его признают невменяемым. Тогда нам предоставился бы второй шанс обвинить его. Похоже, девушка не очень разбиралась в юридических тонкостях, но я не мог понять, почему она совершенно не интересовалась происходящим.

— Где вы были, когда это случилось? — спросил я. — Мы пытались связаться с вами.

Она снова пожала плечами.

— Я даже не знала, что вы пытались.

— Где вы были?

— Я могла быть где угодно. Но тогда это не имело значения. Где бы я ни была, по сути, я все равно находилась в одном и том же месте.

Я вздохнул. Это все равно что пытаться поймать солнечный зайчик. Я понимал: эту женщину нужно стащить с кушетки психоаналитика и поставить за кафедру для дачи свидетельских показаний. Но… не было возможности. Она могла спокойно послать меня куда подальше. Или столкнуть с лодки, и я бы тогда утонул.

— Возможно, на Ривьере, — сказала она. — Или на Карибах.

— Хорошо, тогда ответьте еще на один вопрос, — предпринял я новую попытку. — Когда в последний раз вы были в городе? Я имею в виду, еще до убийства Кэсси.