Леонид Влодавец - Простреленный паспорт. Триптих С.Н.П., или история одного самоубийства

— Ну не пойду я, — продолжал он. — Вы сейчас уедете, а я буду сидеть здесь и глядеть на эти рисунки. Вспоминать, как подросток с кудряшками сосредоточенно разглядывал себя в зеркало… Как обиделся, когда его Наташа сочла себя на рисунке недостаточно красивой, а он так старался и достиг чуть ли не идеального сходства… Я ж свихнусь тут просто-напросто. Или достану ТТ и шарахнусь!?!

— Да что вы, как баба, прости господи! — взъерошилась Аля. — Вчера были мужчиной, не побоялись жакана в лоб, а сегодня? Ну мужики пошли. Точно, что нам, бабам, надо матриархат восстанавливать! Вы же должны понять, что я вовсе не хочу ни вас за решеткой увидеть, ни сама сесть. Что вы волнуетесь? Думаете, они вас найдут? Черта с два! Они через три дня все соберут на Долдонова и Крюкова. И я им помогу, будьте уверены. В нашем Отечестве все еще возможно. Помните мультик такой был «Фока — на все руки дока»? Вот там главный герой говорил: «Тут надыть технически!» А ваше дело — собраться, преодолеть все ваши кризисы творчества и работать… живите ради Бога! Вам же сорок лет — это же еще не старость! Неужели нам тут вас караулить оставаться? Может, еще и в постель с вами лечь? Обеим…

— Пожалуйста, — разрешил Серега, — все равно с меня никакого толку.

— Ну, вроде чувство юмора у вас еще осталось, — хмыкнула Аля, — хотя и немного пошлое.

— Хорошо, — проговорил Серега, — сейчас я отдам вам ваши пушки. Никто их искать не будет. Если, конечно, на курточках ваших ребят не остались в карманах следы ружейной смазки. В одном детективе читал, как таким образом бандита поймали.

— Я думаю, там этим заниматься не будут, — усмехнулась Аля. — Но только, пожалуйста, не ходите в милицию…

Серега сходил в сарай, достал оба ПМ и принес Але.

— Где вы учились стрелять? — спросила она, убирая пистолеты в сумочку. — Из пяти пуль — только одна мимо…

— Не то вы спрашиваете… — покачал головой Серега. — Попал… вот и все. Сами-то в человека еще не стреляли?

— Не довелось. Но придется — рука не дрогнет.

— Не дай Бог!

— Это лирика… Елена Андреевна, нам пора.

Лена тяжеловато встала, Серега подал ей пальто. Ей как-то не очень хотелось его надевать. Но все же она вышла вслед за Алей. Серега проводил их до машины. Потом вернулся, собрал в папку рисунки Миши Сорокина и лег спать.

Среда, 25.10.1989 г.

Конечно, Серега немного паясничал, пугая Лену и Алю. Наверняка даже Лена не поверила в то, что он может застрелиться. Хотя, может быть, и нет… Во всяком случае, Серега уже хорошо знал, как непросто это сделать — пустить себе пулю в лоб. Да, он немного раскис над этими картинками. Да, пожалел немного этого дурачка, а может быть, и впрямь прирожденного и одаренного подонка. Гитлер, говорят, тоже был одаренным художником, но все-таки превратился в фашиста. Серега ни одного натурального фашиста не видел, но для него, воспитанного матерью и отцом, фашизм был символом нечистой силы, а Гитлер равнозначен Сатане. Это были его религиозные убеждения. Точно так же в свое время товарищ Сталин был символом добра, истины, справедливости и вообще всего хорошего.

Спал он на сей раз не слишком спокойно. Нет, совесть его не мучила. Его донимало другое — отсутствие Люськи. Тоскливо было, жалко, но главное — скучно. А виноваты были эти бабы — Лена и Аля. Одна, старая, манила какими-то полузабытыми воспоминаниями — ведь было же и с ней хорошо когда-то! — другая — молодая, из новых, активных, чего-то добивающихся людей, притягивала, как магнитом, — таких Серега еще не видел. Однако покатавшись с боку на бок, Панаев все же заснул.

Утром по новой традиции сделал зарядку, пробежался. У мостика обратил внимание на поврежденный лед. О том, где был утоплен мотоцикл, он Але не говорил.

Может, милиция сама его нашла? Однако могли и просто ребятишки побаловаться, раздолбить шестом… тоненький ведь, тоньше оконного стекла.

Прибежав домой, Серега увидел в противоположном конце улицы две фигуры с чемоданами: женщину в красном пальто с песцовым воротником и мужчину в черной морской шинели и фуражке. О-о, да это Зинка с мужем!

Действительно, его решила навестить сестрица. Последний раз они видались на похоронах матери, четыре года назад. После этого Серега как-то послал ей письмо, где сообщал, что живет один в родительском доме, но ни ответа ни привета не получил. Но, должно быть, Зинаида Николаевна его зачем-то вспомнила.

Пара подошла к калитке, и Серега рассмотрел их получше. Лицом Зинка за четыре года не изменилась, может, чуть-чуть поправилась и стала еще больше похожа на мать, особенно взглядом: прямым, жестким, всевидящим. Одета она была для своего возраста ярковато, но при нетребовательном подходе, можно считать, со вкусом. Общая сумма, выплаченная из кармана ее супруга за все это одеяние, должна была превышать тысячу.

Мужа ее Серега еще ни разу не видал. Когда-то он был юным лейтенантом флота, но теперь на его погонах было аж три большие звезды с двумя просветами. «Кап-раз». Иначе капитан первого ранга, почти адмирал. Ростом не шибко большой, но в плечах крупный, и челюсть лихо вперед, даже немного угрожающе. Эдакий гаркнет: «По местам стоять, со швартовов сниматься!» — сразу зашевелишься.

— Здравствуйте! — поприветствовал Серега чету. — Добро пожаловать!

— Здорово, брательник! — Зинка солидно чмокнула Серегу в обе щеки. Духов она изводила не меньше, чем покойная Люська. Серега тоже приложился, а потом подал руку ее мужу.

— Сергей Николаевич, — представился он с церемонностью, — Панаев.

— Домовитов, — пророкотал кап-раз, — Иван Артемыч!

— Ну, заводи в дом, не стесняйся, — улыбаясь, сказала Зинка, — и чемоданы прими, находилась я с ними.

Серега взял чемоданы и оценил мощь своей сестрицы: в каждом было килограммов по двадцать. А чемоданы в руках Ивана были еще покрупнее. «Из Москвы небось на обратном пути заехали. Гири они там покупали, что ли?» — прикинул Серега.

Войдя в дом, Зинка снисходительно улыбнулась.

— Запустил. Ну, чего и ждать. Никогда с тебя хозяина не выходило. Полы-то давно мыл?

— Работы много, — сказал Серега.

— Работы… Платят-то много?

— Когда как.

— Оно и видно. Как мебель стояла материна, так и стоит. Забор и тот шатается…

Серега никак не мог отделаться от ощущения, что говорит с матерью. Все-таки сестра была старше на четыре года и Серега с детства привык ее слушаться. А теперь, когда она стала матерой, могучей женщиной, а он при своих сорока смотрелся слишком моложаво, это моральное право стало у нее совершенно неоспоримым.

— Так, мужики, — распорядилась Зинаида, — заноси чемоданы в мою бывшую комнату. Там у тебя не нахламлено?

— Да нет. Все как было. Я твой гардероб не трогал, все равно пустой. А диван стоит, и стулья, и стол. Пыль только. Я туда сто лет не ходил.