Майкл Корита - Добро пожаловать в ад

Дуло пистолета, оторвавшись от моего лба, снова описало в воздухе дугу и мягко опустилось, и я вдруг обнаружил, что снова могу дышать.

— Это, — торжественно объявил Энди Дорэн, — единственное преступление, которое я совершил по отношению к Монике Хит.

Дождь стал немного сильнее, он усеял оспинами поверхность озера и чуть слышно шуршал, стекая вниз по оголенным веткам деревьев. Волосы Дорэна намокли и прилипли ко лбу.

— Это сын Джефферсона его убил? — спросил я.

Он кивнул.

— А после его папаша возглавил расследование.

— Как ты об этом узнал?

— Получил открыточку от одного дружка — того самого, что помог копам засадить меня в тюрьму, когда рассказал им кучу всякого вранья.

— От Донни Уорда, — подсказал я. — Он объяснил нам, как все было.

— Не врешь? — поразился он. — Я-то ведь еще не встречался с тех пор со стариной Донни. Думал, увижу его — разорву в клочья собственными руками. А мне этого не хотелось. Потом плюнул. В конце концов, не он заварил эту кашу, ты ведь знаешь? Это все дело рук Алекса Джефферсона.

— Откуда ты узнал?

— Я получил ту его открытку, ну и решил позвонить своему тогдашнему защитнику, тому адвокату, что убедил меня согласиться на эту проклятую сделку: все трендил, что другого выхода у меня нет. Ну и выяснилось, что он теперь работает у самого Алекса Джефферсона. А после этого мне не составило большого труда догадаться и об остальном. Джефферсонов сынок соврал полиции. Я все никак не мог понять, зачем он это сделал, если, конечно, сам не был замешан в том, что произошло. А потом сообразил, что таким образом они заплатили моему адвокату за труды. Сопоставить все это и догадаться об остальном было уже легко.

— Но раз ты все выяснил, почему не подал апелляцию? Наверняка бы кто-нибудь заинтересовался и поднял твое дело.

— Потому что это дало бы им время.

— Что?

— Подумай сам, Перри. По-твоему, мне нужно было набраться терпения и гнить в тюрьме, дожидаясь, пока кому-то на воле придет охота копаться во всем этом. Но ведь стоило только кому-нибудь сделать первый звонок — и Джефферсон, у которого все время были ушки на макушке, тут же снова принялся бы за свое: стал бы мутить воду и лить на меня грязь, как он сделал когда-то, чтобы засадить меня на веки вечные. Я обязан был поверить, что очередной гребаный адвокат справится лучше, чем тот, мой первый, которого он купил с потрохами? Кому я мог доверять? Копам? Да ни за какие коврижки. Нет, я должен был сам свести с ними счеты и по-своему. Ты меня понимаешь? И дело тут было не только в тюрьме, где я гнил столько лет — дело было в ней… в Монике.

Дорэн внезапно поскользнулся, сделал два коротких, торопливых шажка вправо и замер, подошвы его ботинок удерживали его даже на скользкой от дождя поверхности валуна. Дождь все еще моросил, и мы оба к тому времени вымокли до нитки. Порывы ветра со стороны озера то и дело швыряли брызги мне в лицо.

— Я позвонил Джефферсону на следующий день, после того как дал деру из тюрьмы, — продолжал Дорэн. — Позвонил и предупредил, что собираюсь с ним разобраться. Он, конечно, принялся все отрицать — даже сделал вид, что вообще знать не знает, кто я такой… Но страх, Перри, его выдал страх, который исходил от него волнами, от которого гудели телефонные провода. Страх заполнил собой даже телефонную будку, из которой я ему звонил. А потом я пришел за ними — за ним и его сыном. Сын понял все с полуслова. Ему не понадобилось объяснять, какой конец его ждет — он не хуже меня это знал. И уж он-то сразу мне поверил. А вот его отец нет. Все на что-то надеялся. Представь себе, я был готов прикончить его, положить конец его никчемной жизни — но он, идиот, даже не понимал этого. Хотя и попытался мне помешать.

— Джефферсон послал кого-то тебя убить.

— Да и, кстати, пообещал за это жалкие гроши, я имею в виду, для столь богатого человека. Просто курам на смех. Признаюсь, он меня разочаровал. Ну, естественно, мне было совсем несложно переубедить этого… специалиста отказаться от данного заказа.

Моя рука к этому времени незаметно легла на бедро, от верного «глока» ее отделяли какой-то десяток сантиметров, но Дорэн, похоже, так увлекся, что ничего не замечал. Он уже почти совсем успокоился, дуло его пистолета смотрело в землю, однако это не давало мне никаких оснований считать, что так будет и дальше. Пока он рядом, я не мог чувствовать себя в безопасности.

— Ты меня убедил, — кивнул я. — Если ты хотел подготовить меня к неизбежному, можешь считать, что тебе это удалось. Это и есть то, чего ты добивался? Отправить еще одного невиновного человека за решетку? А ты не забыл, Дорэн, я ведь был единственным, кто сказал копам, что произошло на самом деле. Я пытался помочь тебе!

— Тебя предупреждали. Тебе дали простейшие указания, которым ты обязан был следовать, а ты не послушался. При чем тут я?

— Как тебе удалось получить мои отпечатки на тех банкнотах?

— Это была не моя идея.

— Не твоя идея, говоришь? Однако ты это сделал, подонок! И ты думаешь, я поверю, что ты в этом не виноват? Что ты был просто вынужден так поступить со мной — не по своей воле?

— Да, именно так тебе и следует думать. Потому что, видишь ли, друг мой, это чистая правда. Я действительно не виноват — и на самом деле не был виноват никогда. А если у тебя возникнет желание поблагодарить кого-то за доставленные тебе неприятности, что ж, скажи спасибо Джефферсону.

— Ты уже получил все, что хотел, — бросил я. — Ты убил старшего Джефферсона и запугал его сына до такой степени, что он застрелился. Так уходи, Дорэн. Твой счет уплачен.

Он вдруг широко раскинул руки так, что дуло пистолета теперь смотрело в сторону деревьев.

— Уходи, говоришь? Ни с чем, да? И куда мне, по-твоему, идти? Назад, в тюрьму, досиживать срок, который теперь, после того как мне припаяют еще сколько-то лет, станет пожизненным?!

— Почему в тюрьму? Пока тебе неплохо удавалось оставаться на свободе, — удивился я.

— Мне нужны деньги. Где мне прикажешь их взять — вытянуть у Джефферсоновой сучки? Не стану кривить душой — идея довольно грязная, но звучит заманчиво.

— Карен не собирается тебе платить.

Дорэн, уронив руки, смотрел на меня глазами, в которых мне почудилась самая настоящая печаль.

— Тогда кому-то предстоит умереть, Перри. Кому-то снова предстоит умереть, — грустно пробормотал он.

И почти сразу же в его голосе прорезалась угроза — та же угроза, которую я почувствовал, когда разговаривал с ним в последний раз. Он шевельнулся, не спеша отвел от меня взгляд, чтобы взглянуть под ноги, на ту плиту, на которой стоял, а потом шагнул ко мне. Сказать по правде, в тот момент я даже не думал о том, чтобы хвататься за пистолет, однако когда Дорэн вдруг отвернулся, когда я понял, какая мне представилась возможность, которая, скорее всего, больше не повторится, я сделал то единственное, что был обязан сделать. То, что я собирался сделать с самого начала и только ждал подходящего случая. В кобуре у меня на пояснице имелся эластичный откидной клапан — в отличие от других, которые расстегиваются с громким щелчком. Все, что от меня требовалось, чтобы вытащить из нее мой «глок», — это короткий, быстрый рывок. Я выхватил пистолет из кобуры — не помню, чтобы мне когда-нибудь прежде удавалось сделать это быстрее, — вскинул его, прицелившись Дорэну в грудь… и вдруг услышал: