Ли Чайлд - Джек Ричер. Рассказы (Сборник)

— Остались следы?

— Наверняка найдутся, — сказал Ричер. — Двор когда-то подметали, но пыль уже накопилась. Особенно после мусорной ночи.

Полицейские отошли осмотреть двор и вернулись с озадаченными выражениями лица, словно говорящими — мальчишка прав.

У майора разведки на лице появилось выражение «поверить не могу, что спрашиваю такое у тринадцатилетнего», и он произнес:

— А кодовая книжка, знаешь?

— Нет, — сказал Ричер. — Не уверен. Но есть неплохая догадка.

— Где?

— Помогите брату со школой и тогда поговорим.

Три морпеха вернулись через девять минут. Один из полицейских сказал:

— А ты неплохо ему навалял, а?

— Переживет, — ответил Ричер.

— Он признался, — добавил второй полицейский. — Все было, как ты рассказал. Откуда ты узнал?

— Логика, — сказал Ричер. — Я знал, что Джо этого не делал, очевидно, это сделал кто-то другой. Вопрос только кто. И как, и зачем.

— Мы уладили проблемы со школой, — сказал майор. — Твой брат чист. — Потом улыбнулся. — Но есть одно печальное последствие.

— Что же это?

— Раз больше нет ответов, тест отменили.

— Как обидно.

— В каждой бочке меда есть ложка дегтя.

— Вы видели вопросы?

Майор кивнул.

— Чтение, грамматика, сложение, вычитание. Ничего из ряда вон.

— Никаких общих знаний?

— Нет.

— И бейсбола нет?

— Ни намека.

— И статистики?

— Может, только проценты в математической части. Коэффициенты и вероятности, всякое такое.

— А это важно, — сказал Ричер. — Например: какова вероятность, что офицер морпехов потеряет кодовую книжку?

— Низкая.

— Какова вероятность, что хороший офицер, как мой папа, потеряет кодовую книжку?

— Еще ниже.

— Значит, по теории вероятности, книжка вообще не потерялась. Значит, есть другое объяснение. Следовательно, время на версию, что она потеряна, потрачено зря. А время, потраченное на другие возможности, было бы плодотворней.

— И какие другие возможности?

— Когда президент Форд пришел на смену президенту Никсону?

— Десять дней назад.

— Значит, наверняка тогда в Штабе и начали пересматривать старые планы. И уверен, что единственный важный — китайский. Поэтому нас сюда и направили. Но мы — фаза вооруженного конфликта. Значит, раньше нас сюда командировали каких-нибудь планировщиков. Где-то неделю назад. И им приказали разобраться со всем в два раза быстрей. А работы у них много, так?

— Всегда.

— И какая последняя фаза их работы?

— Пересмотр кодовой книжки согласно обновившимся планам.

— Когда последний срок?

— Теоретически мы должны быть готовы сегодня в полночь, если поступит приказ президента.

— Значит, может быть, кто-то где-то работал над кодами всю ночь напролет. Кто-то из тыловых, кто прибыл сюда с неделю назад.

— Уверен, так и есть. Но мы уже проверили всю базу. Первым же делом.

— Может, он работал не на посту.

— Значит, самовольно.

— Но и так бывает.

— Знаю. Но даже если так, он бы давно объявился на базе и книжка давно бы лежала в сейфе.

— А если он перетрудился и уснул? Если он еще не проснулся? Если кодовая книжка все еще у него на кухонном столе?

— Где?

— Через улицу, — сказал Ричер. — Постучите и спросите Хелен.

Джо вернулся с прогулки спустя час, и они с братом и отцом отправились на пляж плавать. Вода была теплая, песок белый, а пальмы покачивались. Они бродили и гуляли по пляжу, пока солнце не опустилось к горизонту, а потом направились в душный домик в конце бетонной улицы, где через час снова зазвонил новый телефон и Джози сказала, что ее отец умер. Старый Лорен Мотье скончался в девяносто лет, забрав с собой, как и все люди, неизвестные сокровенные надежды и мечтания и страхи и переживания, и оставив за собой, как и большинство, тонкий след в виде живых потомков. Он не представлял, что вырастет из его растрепанной дочурки и двух красавцев-внуков, и даже не думал представлять, но, как и каждый европеец двадцать первого века, он надеялся, что они проживут в мире, процветании и достатке, хотя одновременно и понимал, что наверняка этого не будет. И потому надеялся, что они примут свое бремя с достоинством и хорошим настроением, и в последние минуты радовался тому, что пока так и было, и, наверное, так и будет.

Мужчине уже за тридцать, подумал Ричер, он довольно плотный, и ему жарко. Он весь вспотел в своём костюме. Женщина, стоявшая к нему лицом, возможно, была моложе, но не намного. Ей тоже было очень жарко и она была напугана. Или напряжена, по крайней мере. Это было видно по ней. Мужчина стоял слишком близко к ней, и ей это не нравилось. Была почти половина девятого вечера, и быстро темнело, но не становилось прохладнее. Передавали, что сегодня больше тридцати семи градусов. Настоящее пекло. Среда, 13 Июля 1977, Нью-Йорк. Ричер всегда точно знал дату. Это был его второй самостоятельный выход.

Человек положил ладонь плотно на грудь женщины, прижав влажную ткань к коже и шевеля большим пальцем в вырезе декольте. Не нежный жест, но, в то же время, и не агрессивный. Нейтральный, как у врача. Женщина не отступала, она просто застыла на месте, оглядываясь вокруг. Видела она немногое. Нью-Йорк, половина девятого вечера, но улица была пустынна. Было слишком жарко. Уэйверли, между Шестой авеню и Вашингтон Сквер. Люди появятся позже, если вообще появятся.

Вдруг мужчина отнял свою руку от груди женщины, резко бросив её вниз, как будто хотел сбить пчелу с её бедра, а затем вернул обратно по большой дуге и ударил её со всей силы по лицу, жестко, с силой, достаточной для солидной затрещины, но его рука и её лицо были слишком влажными, чтобы получился щелчок, похожий на пистолетный выстрел, поэтому получилась обычная пощечина. Голову женщины отбросило в сторону, и звук эхом отразился от стен из обожжённого кирпича.

Ричер крикнул:

— Эй.

Мужчина обернулся. У него были темные волосы и темные глаза, его рост был примерно пять фунтов и десять дюймов, и вес около двухсот фунтов и его рубашка просвечивала от пота.

Он сказал:

— Исчезни, малыш.

В эту ночь Ричеру оставалось три месяца и шестнадцать дней до его семнадцатого дня рождения, но физически он выглядел намного старше. Он был так высок, каким должен был стать уже во взрослом возрасте, но ни один здравомыслящий человек не назвал бы его худым. В нём было шесть футов и пять дюймов и двести двадцать фунтов, и это были одни мышцы. Полностью законченное изделие, причем законченное совсем недавно, только с конвейера. Его зубы были белыми и ровными, глаза синими, волосы густыми и волнистыми, а кожа гладкой и чистой. Шрамы, морщины и мозоли были еще только в перспективе.