Китти Сьюэлл - След крови

Она должна успокоиться. Если она не поспит, от нее будет мало толку, и больше всех пострадает она сама. Раньше от вина ее клонило в сон, но в последнее время оно оказывало противоположное действие. Потом она вспомнила о снотворном, о перспективе забвения — приманке, соблазнившей ее приехать сюда на выходные. Добрый старина Джон, он, похоже, забыл свое обещание — или Ангус отказался расстаться с темазепамом. Люди иногда странно относятся к своим лекарствам. Она отчаянно жалела, что не взяла снотворное. Ночь будет мучительно долгой, и хотя Мадлен понятия не имела, сколько сейчас времени, вставать и искать часы ей было лень.

Должно быть, она все-таки забылась сном, потому что когда в следующий раз взглянула на небо, то уже облака рассеялись, а ветки дуба были освещены голубоватым светом. Птица затихла. Мадлен приподнялась на подушке, чтобы лучше видеть. Дом был залит ярким лунным светом. Он казался старинным и заброшенным — как раньше, когда стоял пустым и полуразрушенным. Было удивительно думать, что в одной из этих комнат спят, нежно обняв друг друга, двое сытых и счастливых мужчин.

Ее охватило чувство глубокого одиночества, но она постаралась не обращать на него внимания. В конце концов, она привезла с собой бестселлер, правда, скучный, «городской» роман, как будто реальная жизнь крутилась вокруг модных баров, наркопритонов и чердаков. Потом у нее всегда был при себе «Муравейник» — любимый журнал о муравьях, где как раз была потрясающая статья о недавно открытом в глубине амазонских джунглей виде муравьев-листорезов.

Но руки и ноги отказывались повиноваться. Включать свет и искать что-нибудь почитать совершенно не хотелось. Наверное, это хороший признак. Она закрыла глаза.

Мадлен проснулась и не поняла, где находится. Было жарко, невыносимо жарко. Она лежала на узкой кровати, в комнате кто-то храпел. Ветер врывался в открытое окно, развевал занавески. Она уловила особый запах: смесь дизельных выхлопов, морской соли и нечистот. И тут же все вспомнила. Она на молодежной турбазе (больше похожей на ночлежку) в Вера-Крус, в Мексике.

Что-то таилось в глубине ее подсознания, что-то очень важное. Да, теперь она вспомнила: сегодня ее двадцать первый день рождения. Сегодня она обретет статус взрослого человека.

Храп прекратился, раздался глубокий вздох и стон. Затем кровать скрипнула, и снова послышался храп. Это ее лучшая подруга, Джина, крупная девушка с пышной грудью.

Мадлен потянулась за часами и попыталась разглядеть циферблат в тусклом утреннем свете, пробивающемся с улицы. Половина седьмого. Ей с Джиной было нелегко, их биологические часы совершенно не совпадали. Джина относилась к разряду тех людей, которые могут спать сутками напролет, причем неважно где, когда и как, а Мадлен, несмотря на свинцовую усталость, засыпала с трудом. В ее голове непрестанно бродили мысли. Как бы она хотела оставаться ко всему равнодушной, как Джина, — такого спокойного человека еще поискать! Ничто ее не трогало, ее совесть словно закована в ледяной панцирь, ей не знакомы такие понятия, как «вина», «позор», «ответственность», «обязательство». Порой Мадлен пыталась заставить подругу позвонить родителям в Ки-Уэст, но все заканчивалось тем, что она просила свою соседку миссис Вудс заглянуть к родителям Джины и сообщить, что та жива-здорова, хотя и без копейки в кармане. Не могли бы родители выслать немного денег? Потертый рюкзак, двое трусов, пара джинсов, шорты, сарафан, две футболки, да еще у каждой по расческе — вот и все, с чем они приехали на побережье Мексиканского залива. Мадлен последние несколько месяцев работала по ночам в «Неряхе Джо» и носила на поясе под платьем пять сотен долларов, заработанных кровью и потом. У Джины деньги быстро закончились, и она стала по часу в день попрошайничать на улицах. До такого бы Мадлен опуститься не смогла. Никогда, ни за что на свете!

Мадлен громко вздохнула, лежа в полутемной комнате. Ей очень хотелось отметить эту дату с кем-то из близких. Она уже год не была в Бате, не видела ни маму, ни Микаэлу. Это было слишком тяжело, слишком странно: Малышка ее даже не узнает, а маму, похоже, вполне устраивает такое положение дел. В итоге за четыре года она побывала в Бате лишь три раза. И каждый раз возвращалась расстроенная.

По поводу ее дня рождения там состоялся бы, вне всякого сомнения, шумный праздник Отец и Элизабет только что поженились и переехали в модную квартиру в Найтсбридже. Они непременно устроили бы вечеринку, Элизабет обожает подобные развлечения. Она бы заказала громадный торт с двадцатью одной свечкой и осыпала Мадлен деньгами и подарками.

Солнце уже пекло вовсю, но на мощеных улочках стояла тишина, нарушаемая только пронзительными криками продавца хлеба из крошечного белого фургончика. Заспанные женщины в домашних халатах открывали двери и протягивали деньги, получая взамен горячий хлеб и пакетики со сладкими кексами. Мадлен догнала фургон, когда тот уже свернул за угол, и протянула мужчине горсть мелких монет. Он дал ей две огромные лепешки. Мужчина был красив, как красивы обычно мексиканские индейцы, но небрит, а под ногтями грязь.

— Ноу es mi cumpleanos, [24] Сегодня у меня день рождения (исп. ). — подчиняясь неожиданному порыву, призналась она.

— Que edacî tienes, nina? [25] И сколько лет тебе исполняется, крошка? (исп. ) — засмеялся он.

— Veinti uno, [26] Двадцать один ( исп .). — гордо заявила она, точно не зная, празднуют ли в этой стране совершеннолетие в двадцать один.

— Enhorabuena. [27] Поздравляю (исп.) — Он театрально поклонился до земли и протянул ей кекс.

Мужчина скользнул глазами по ее длинным голым ногам. На секунду ей показалось, что он пригласит ее в свой фургончик. Легла бы она на этот хрустящий, вкусно пахнущий хлеб? Позволила бы ему заняться с ней любовью? Одна только мысль об этом, пусть и мимолетная, шокировала ее. Прошло уже много лет с тех пор, как ее укладывали в постель, но как еще ознаменовать свое взросление? Нет, только не с незнакомцем. Это епархия Джины.

Мадлен взяла кекс, оторвала липкую бумажку и с удовольствием съела его, пока шла по узким аллеям, пытаясь припомнить дорогу к площади. В телефонной будке воняло пивом и сигаретами, на полу стояла наполовину пустая бутылка из-под вина. Она недовольно поджала губы: только туристы способны на такое. Чертовы иностранцы!

Мадлен оставила дверь распахнутой и стала набирать мамин номер телефона. Она долго слушала длинные гудки. Трубку никто не брал. Который в Бате час? Наконец включился автоответчик, и она услышала голос Невилла: «Это автоответчик Росарии Фрэнк. С ней невозможно связаться по этому номеру, но, пожалуйста, перезвоните…»