Роберт МакКаммон - Свобода Маски

— Все в порядке, — сказал Уайлер с пониманием. — Мы все были такими. Когда действительно захочешь, и не такое будешь пить. И ожидание не поможет, воду могут не менять в течение месяца.

Мэтью опустился на сено и понял, что сидит бок о бок с обнаженным мужчиной, покрытым струпьями, и примерно в шести футах от потока медленно текущих человеческих испражнений. Дэнли повернулся на бок и заснул, но Уайлер и Гимлет — бледный маленький человек с ярко-зелеными глазами, в которых все еще блестела искра интеллекта — хотели поговорить.

Уайлера посадили за долги, он сильно пострадал осенью и не смог поднять торговлю. Вот уже шесть месяцев он находился здесь. Гимлет с гордостью называл себя профессиональным вором и объявил, что находится здесь уже около года. Уайлер услужливо разъяснил, что камеры в этой части Ньюгейта назывались Картахена, Будапешт, Хельсинки и Каир, причем, последняя является худшей, потому что расположена дальше всех от столового зала. Мэтью также узнал, что были среди сокамерников и те, кто находился здесь десять, двенадцать, пятнадцать лет… как Старая Победа, к примеру.

— Вероятно, хотят, чтобы он сдох здесь, — сказал Уайлер. — Посмотри на нас — бедных и страждущих. Все мы здесь, похоже, для того, чтобы…

Его перебила фигура, возвысившаяся над Мэтью.

— Твои ботинки, — сказал человек низким угрожающим голосом. — Давай их сюда.

Мэтью посмотрел вверх на это устрашающее лицо. У человека был широкий подбородок с серо-черной бородой, низкий и мощный лоб, похожий на могильную плиту, узкие глаза под густыми темными бровями и только половина носа. Другая половина была отсечена либо мечом, либо кинжалом, либо бритвой, и теперь носовые пазухи у этого человека почти полностью проглядывались со всем непривлекательным содержимым. Пусть этот мужчина, как и все остальные здесь, отощал, он все еще был широкоплечим и имел огромные мощные руки, не обремененные цепями. Мэтью заметил, что в одной руке этот человек держит карты — стало быть, у него закончились деньги на игру.

— Ботинки, — повторил мужчина. — Хочешь, чтоб я их с тебя сам стащил? Чтоб я тебя твои ебаные ноги переломал, пока буду их стаскивать?

— Джерриган, — сказал Уайлер. — У тебя сердце есть? Этот паренек только что…

— Хочешь отдать мне свои вместо его? — воцарилось тугое молчание. — Похоже, нет. Так что закрой свой хренов хавальник.

Мэтью видел, что игроки наблюдают за происходящим, как и все остальные заключенные, даже те, кто был болен или при смерти. Молодой человек понял: это было испытание на прочность, так испытывали любое «новое топливо для печи».

— Я хотел бы помочь вам, — сказал Мэтью. — Но боюсь, что…

Он не закончил. Кулак опустился и ударил его в челюсть с силой летящей наковальни и заставил его лишиться чувств.

Следующим, что он помнил, было то, как он пытался сесть, рот его полнился кровью, и он чувствовал себя так, будто лишился двух или трех зубов. В голове гудело, зрение было размытым, а ноги — босыми.

— Не повезло, — сказал Уайлер, пожав плечами. — Турк Джерриган раньше нанимался вышибалой… перед тем, как убил собственную мать. Поверь, тебе бы не хотелось увидеть его в гневе.

Мэтью сплюнул кровью уже второй раз за сегодняшний день. Ему казалось, будто челюсть у него существует отдельно от лица. Он покачал головой, стараясь привести себя в чувства, и заметил, как Джерриган и несколько других игроков, глядя на него, ухмыляются. Причем, в ухмылках их не было ни намека на юмор. Затем они вернулись к своей игре. Мэтью понял, что его только что пометили как слабака, неспособного защитить себя и открытого для любого, кто пожелает отобрать у него еще что-нибудь… а ведь у него было больше нечего предложить, и в этом была его основная проблема.

— Наслаждайся днем, пока можешь, — сказал Уайлер, словно прочел мысли молодого человека.

Мэтью с трудом мог говорить, его челюсть жутко болела, однако, он произнес:

— Я не думаю, что здесь есть достаточно поводов для наслаждения.

— Увидишь, — ответил Уайлер с выражением тюремной мудрости на лице. — Ночь здесь приходит очень рано.

И это беспокоило Мэтью больше всего. Новое топливо, удерживаемое в цепях, слабое и брошенное в мир, полный хищников…

Негде спрятаться, некуда бежать, и каждый здесь сам за себя.

А ночь и в самом деле опускалась.

Сон был невозможен. Он знал, что так будет. В своей комнате в Каррифорд-Инн на окраине небольшого городка на площади Хобба Хадсон Грейтхауз сидел в кресле перед окном, по которому спешно сбегали струйки дождя. Было около половины второго ночи, свеча почти догорела, а дождь все продолжал лить. Хорошая новость состояла лишь в том, что его бутылка стаута все еще могла порадовать его парой кружек, и он решил не тратить зря ни капли.

Итак, Великий налил себе свежего напитка. Интересно, дождь действительно начал барабанить в стекло еще сильнее, или это воображение разыгралось? Он задавался вопросом, смогла ли уснуть Берри, живущая от него через стенку, за следующей дверью по коридору. Он сомневался в этом: девушка была настолько же напряжена, сколь и он сам. Они все еще были за сотню миль от Лондона, и дорога к этому проклятому городу превратилась в сплошную трясину под властью непогоды, а в довершение всего судьба любезно сделала так, что во второй половине дня правое заднее колесо кареты отвалилось, и Берри пришлось идти почти милю пешком до этой гостиницы.

За ненадобностью большинство вещей они оставили в карете, потому что возница обещал разобраться с этой проблемой как можно скорее. Второй возница отправился договариваться о помощи, пока первый с мушкетом охранял карету. В итоге удалось договориться о починке колеса на площади Хобба, и вскоре Хадсону и Берри сообщили, что утром они возобновят путь — оставалось только уповать на местного мастера, который починит колесо. Итак, сегодня-завтра карета снова будет на ходу, доставит оставленный багаж к гостинице и подберет пассажиров, которые сумеют хотя бы сменить одежду перед тем, как двинуться дальше в путь.

Думая обо всем этом, Хадсон хотел со злостью швырнуть бутылку своего крепкого эля в стену, закричать от бессилия, выпустить псов войны. Никто не мог точно сказать, когда им со спутницей удастся достигнуть Лондона, и только вечером, когда они ужинали в таверне в деревне Чомфри, Берри высказала свои предчувствия, что Мэтью находится в страшной опасности, и что она опасается, как бы не оказалось слишком поздно…

— Мы либо найдем его, либо нет, — сказал Хадсон, отрываясь от куска пирога с печенью. — Что вы имеете в виду под «слишком поздно»? Считаете, что к моменту нашего приезда его уже повесят за убийство? Нет, они посадили его в тюрьму, и какое-то время он там просидит. Ему придется предстать перед Королевским Судом на официальном слушании. Во всяком случае, есть много тех, кому явно предстоит угодить в петлю раньше Мэтью, поэтому до лета его могут не…