Роберт МакКаммон - Свобода Маски

— Поверь мне, я знаю.

— Я предпочел бы держаться подальше от этого. Черт, одно то, что я теперь знаю эти подробности, может превратить меня в кровавый суп!

— Эстер Ратледж, — сказала Леди Паффери.

Кин растерялся.

— Мое имя, — пояснила она, обращаясь к Мэтью с приподнятым подбородком. — Вы понимаете, что я веду определенный бизнес, и иногда этот бизнес требует…

— Лгать?

— Скользкий путь, знаете ли, — невыразительно пожала плечами она. — Ах, вот и наша книга. Прошу, заходи, — последние слова она обратила к Лютеру, постучавшему в дверь.

Печатник вошел с книгой, отделанной ярко-красной кожей. Страницы ее — Мэтью увидел это, пока Лютер проносил книгу мимо него — были разлинованы на строчки и колонки с датами наверху. Судя по всему, недостатка в историях «Булавка» не испытывала. Когда женщина положила книгу перед ним и нашла нужную строку, Мэтью подумал, что «Булавку» явно неверно назвали. Вместо того, чтобы протыкать мыльные пузыри острым кончиком, она создавала их и раздувала… правда, судя по статьям в этой газетенке, в голову не могло прийти, что эти пузыри были из мыла — ассоциации были с совершенно другими субстанциями…

— Вот, — сказала Леди Паффери, ткнув в строку. — История об Альбионе, атакующем тюремную повозку и двух охранников. Мы заплатили за нее… — Мэтью придвинулся поближе, чтобы рассмотреть. — Человеку по имени Джошуа Оукли, — озвучила она, поднимая взгляд. — Так это — Альбион?

— Джош Оукли? — Кин выглядел так, будто что-то перехватило ему дыхание. Или даже случилось нечто похуже. — Это же какое-то безумие! Джош Оукли не может быть Альбионом! Проклятье, Джош давно мертв!

— Вы знаете этого человека? — спросила Леди Паффери с прежним спокойствием.

— Я знал одного Джоша Оукли! И это не может быть тот же человек! Его кости уже обглодали черви!

— Но в книге записано именно это имя.

— Так он и представился мне, — заметил печатник, держась на безопасном расстоянии от Плимутского Монстра. — Я хорошо помню этого молодого человека.

Мэтью почувствовал, что в голове у него все плывет. Кто такой Джошуа Оукли? О, да! Он вспомнил это имя. Член Семейства, который сошел с ума от «Белого Бархата» и выпрыгнул из окна третьего этажа.

— Это, мать вашу, невозможно! — Кин вскочил на ноги, чтобы разглядеть имя. — По крайней мере, это точно не тот Джош Оукли, которого я знал!

— Осмелюсь предположить, — отозвалась Леди Паффери. — Что в Лондоне и его пригородах проживает не один Джошуа Оукли.

— Постойте, постойте, — сказал Мэтью, стараясь упорядочить хаос в своей голове. — Мистер Лютер, вы можете описать этого молодого человека?

— Могу. Он был молод, хорошо одет, худого телосложения со светлыми волосами.

— Хм… этого не хватит, чтобы зацепиться. Есть что-то, что в нем выделялось?

Лютер пожал плечами.

— Он выглядел довольно обыкновенно. Джентльмен. Говорил спокойно. О… у него были очки в квадратной оправе.

Это заставило Мэтью встрепенуться. Очки в квадратной оправе. Это, конечно, не было из ряда вон выходящей деталью, но не так давно он видел человека, носящего такие очки, подходящего под это общее описание.

— Простите, — сказал Лютер. — Это все, что у меня есть. Он сказал, что был родственником одного из замешанных в этой истории охранников, отсюда и подробности, которые он узнал из первых рук. Я заплатил этому человеку, поблагодарил за визит, и он ушел, — голова Лютера словно бы чуть вжалась в плечи. — Прошу, поймите, мы… эм… как бы это сказать…

— Мы здесь не ищем полной правды, — вмешалась Леди Паффери. — Мы отправили посыльного в офис констеблей, чтобы проверить сам факт совершения нападения, попытались отправить письмо с просьбой о подтверждении от лица жителей Лондона, но посыльного мальчишку грубо выставили вон. Это был, можно сказать, ответ. Поэтому я решила сама позаботиться о начинке, которую просто надо было облечь в…

— Тесто? — перебил Мэтью.

Женщина отложила книгу в сторону и отклонилась на спинку своего стула. Она многозначительно посмотрела на Мэтью, и он, казалось, сумел увидеть линии боли на ее лице. Казалось, только сейчас эти незримые отметины вышли наружу.

— Как мало вы, должно быть, знаете о базовых инстинктах человеческих существ, — тоскливо протянула она. — Либо так, либо вы просто намеренно вводите самого себя в заблуждение.

— Я понимаю достаточно в базовых человеческих инстинктах, мадам, но я не хочу обогащаться, паразитируя на них.

— Должен вам сказать, — вмешался Лютер, решив принять на себя роль сияющего Ланцелота, защищающего честь дамы перед двумя грубиянами. — Что миссис Ратледж не обогащается за счет «Булавки»! Наоборот! После того, как распродается очередной тираж нашей газеты, каждый шиллинг идет на то, чтобы прокормить бедных и больных! Вы из Уайтчепела, вы знаете, какие там больницы! Знаете, на что могут рассчитывать бедняки без финансовой помощи! Да даже больница на Кейбл-Стрит в двух кварталах отсюда… там творится то же самое! Без денег, идущих от продаж «Булавки» множество людей бы уже…

— Сэмюэль, — тихо окликнула женщина. — Держи себя в руках. Ведь не только мы стараемся сохранить все это дело на плаву.

— Почти что только мы!

— Тише, — мягко и осторожно, успокаивающим тоном произнесла она.

Мэтью кивнул, получив представление обо всем этом предприятии в новом свете.

— Простите меня. Я понимаю, что вами двигают альтруистические убеждения, но… мне весьма любопытно, как так вышло, что женщина вашего явно чистого характера выбрала полем для игры подобную уличную грязь.

Она помедлила с ответом. Ее взгляд устремился в какую-то далекую точку пространства.

Затем она глубоко вздохнула и заговорила:

— Я не знала никого, кто был бы характером чище, чем мой муж. Печатник по профессии. Честный человек. Честный до неприличия. Раздавлен кредиторами и растоптан ценами. Как и в любом бизнесе, здесь имеет место конкуренция за покупателей. Заккари умер рано… слишком рано… После его кончины я сначала хотела продать дело, но Сэмюэль настоял, чтобы теперь я взялась за вожжи своими руками. Мы не могли идти в ногу с другими типографиями, которые уже успели хорошо себя зарекомендовать, не могли выбить их из бизнеса, занизив цены на их услуги. Пришлось ухватиться за соломинку. Однажды меня просто осенило: зачем ждать, пока дело придет к тебе? Почему бы не создать его? Я подумала… что может объединить всех Лондонцев, заставив каждого выложить по пять пенсов за печатную продукцию? Я подумала, что такого можно продавать массово ?

Она замолчала, погрузившись в воспоминания, и Мэтью решил не торопить ее.

— Я решила, — продолжила женщина после затянувшейся паузы. — Что и мужчины, и женщины хотят чувствовать нечто похожее (если не большее), что и большинство лордов и леди. Поэтому я начала издавать новостную газету, базирующуюся на историях, полных абсурда, грязных привычек и подводных камней относительно людей различной степени известности. Я решила писать о публичных и личных жизнях — когда могла достать информацию — а также о чем-то еще, что могло бы… ну… обобщить читателей. Когда начались почти безумные продажи, пришлось наладить график выхода «Булавки»: два раза в неделю. Разумеется, при таком раскладе Лондон можно счесть рассадником безвкусия, коконом, из которого никогда не появится бабочка. Эти позорные подробности всколыхнули целую волну различных реакций на нас. Нам выбивали стекла и даже пытались устроить пожар, но Сэмюэль живет на верхнем этаже, он успел потушить пламя, пока оно не причинило большого ущерба.