Клэр Кендал - Дневник жертвы

Я что-то бормочу в ответ, пытаюсь придать своему лицу осмысленное выражение. Кулак я так и не разжала. Там лежит то, что я нашла в сумке.

Искромсанный кусочек лиловой материи. Трусы, которые были на мне в ту ночь. Наверно, ты подбросил их в сумку, когда я потеряла сознание в переходе.

Ты изуродовал их уже после того, как сделал фотографию. Разрезал по бокам, вдоль швов. Вырезал ластовицу. Кстати, в сумке ее нет. Когда это произошло? Ты резал их прямо на мне? Твои ножницы касались моей кожи? Я так ясно вижу эту фотографию, словно держу ее перед глазами. В голове настойчиво звучат твои слова. Слова про недостающую часть. «Недостающая часть у меня, Кларисса».

Кларисса сидела на своем месте. Люди вокруг шевелили губами, но у них изо рта не вылетало ни звука. Мистер Морден маячил где-то вдали. Он был такой маленький, словно стоял на другом конце подземного перехода, а она смотрела на него в уменьшительную трубу вместо увеличительной. Через несколько минут звуки начали возвращаться, а мистер Морден стал расти и постепенно увеличился до своих обычных размеров, как Алиса из сказки. Кларисса не знала, много ли она пропустила; хорошо было уже и то, что она не упала в обморок и что даже сидевшая рядом Энни ничего не заметила. Уколов кончиком карандаша большой палец, она приказала себе сосредоточиться.

– Седьмого мая, в понедельник, вы добровольно явились в полицейский участок, мисс Вайкс. Вы провели там два дня. Давали показания.

– Я не помню.

Энни с презрительной миной покачала головой.

«А как бы я повела себя на ее месте?» – подумала Кларисса. Она понимала, что чувствует женщина, которой приходится при всех говорить о том, что с ней случилось. Понимала ее ужас и растерянность. Что, если она сама когда-нибудь вызовет отвращение у кого-то вроде Энни?

Весь обеденный перерыв прошел как в тумане. Она отправлялась в уборную, шла в кафе за водой, возвращалась в комнату отдыха, машинально доставала книгу, какое-то время сидела, не читая, потом опять отправлялась в уборную, и все повторялось сначала.

Вернувшись в зал суда, она снова принялась за большой палец. Она колола его, не сознавая, что делает, пока Энни не выдернула карандаш у нее из рук, укоризненно качая головой и показывая на капельку крови. Энни явно была шокирована увиденным.

У нее звенело в ушах. Мистер Морден нес какую-то бессмыслицу. Прижимая пальцы к вискам, она смотрела вниз на свои записи. Буквы были похожи на китайские иероглифы. Она видела ремни, веревки и цепи. Видела кожаный кляп и наполненные ужасом глаза. Видела руку в перчатке, сжимающую блестящий инструмент. И чудовищные заголовки на обложке журнала.

Мистер Морден поправил на руке часы. Выровнял свои бумаги. Покачался на пятках взад-вперед. Ему явно было не по себе от того, что он собирался спросить.

– Шестого мая, в воскресенье, перед тем как уехать домой… вы посещали в Лондоне парк?

Доркас едва не вскочила со стула, но, взглянув на синий экран, осталась на месте. Она была в панике.

– Нет, – ответила она.

В детстве Кларисса обожала парки. В парках они с родителями устраивали пикники, поедая лакомства, заботливо приготовленные матерью. В парках отец помогал ей строить замки из песка и лепить русалок. В парках было безопасно.

Она подумала о парке возле дома. Когда-то она его тоже любила. Но теперь он стал парком, в котором руки в кожаных перчатках хватали ее за запястья и нажимали между ног; парком, в котором ее унижали; парком, в котором ее чуть не затащили в машину. Она больше не любила его – она его ненавидела. Она знала, что больше никогда туда не пойдет. Не пойдет, несмотря на то что ей там повезло.

В лондонском парке не было никого, кто мог прийти на помощь Доркас. Ни компьютерного фрика, ни лохматого Брюса с черной шелковистой шерсткой.

Мистер Морден решил сменить тактику.

– Мисс Вайкс, присяжные уже слышали показания вашей матери. Она…

– Насрать мне на присяжных.

– Суд откладывается до завтрашнего утра! – раздраженно объявил судья.

Они с Робертом сидели в кафе у моста. Кларисса наслаждалась этим неожиданным подарком; Роберт сам предложил не торопиться на поезд, а зайти и выпить чего-нибудь горячего.

Он взял ей чай. Кларисса осторожно отпила маленький глоточек. Ее тошнило с тех пор, как она увидела журнал. Когда она нашла трусы, тошнота усилилась; теперь же – после представления, которое устроила в суде та издерганная женщина, после оставшихся без ответа вопросов, которые были заданы Доркас, – ее мутило так, будто она отравилась. Правда, с Робертом она чувствовала себя счастливой и сильной. В кафе ей полегчало – по крайней мере, на время.

– Как-то раз – я сам не видел, мне рассказывали – у горящего дома причитала женщина: «Мои деточки, мои деточки, спасите моих деточек!» Я говорил вам, что мы всегда заходим внутрь вдвоем?

Она кивнула, удивляясь, как ей удается так долго его дурачить, делая вид, что с ней все в порядке.

– Так вот, – продолжил он. – Двое пожарных вернулись обратно, чтобы найти ее детей. И оба сгорели.

– А дети?

– Ее дети оказались волнистыми попугайчиками.

Кларисса покачала головой.

– А вы сами, Роберт? Вы бы вернулись обратно?

– Риск должен быть оправдан, – ответил Роберт, откусив кусочек лимонного торта с видом мальчишки, стащившего запретное лакомство. Он жевал, картинно закатывая глаза, и демонстративно стонал, показывая, что испытывает неземное наслаждение. – Если, конечно, речь не о десертах. – Он пододвинул к ней тарелку и вилку. – Угощайтесь!

Она заулыбалась так, что заболела челюсть. Взяв вилку, она отковырнула маленький кусочек крема, посыпанного лимонной цедрой; вкуса она не почувствовала.

– Думаете, я не замечаю, что вы едите самое вкусное?

– Я всегда так делаю. Теперь вы знаете мой самый жуткий секрет.

– А вы – мой. Я никогда никому не рассказываю о работе. Моя жена не хочет – вернее, не хотела – ничего об этом слышать. Мне кажется, другим это скучно.

– Не представляю, как это может показаться скучным! – Она знала, что льстит ему и это работает. Ему приятно ее восхищение, ее интерес, ее внимание; но она ведь не прикидывается – она действительно так чувствует.

Что, если ее одержимость Робертом опасна? Опасна так же, как и одержимость Рэйфа? Нет, конечно же нет; их вообще нельзя сравнивать. Она старалась не думать об истерзанном кусочке материи в сумке.

Кларисса нерешительно подняла руку и потянулась к нему через стол, но замерла на полдороге. Роберт покосился на нее с веселым любопытством; рука двинулась дальше и смахнула желтую крошку с его подбородка. Несколько секунд они оба молчали.

Ей вдруг вспомнилось, как Генри поцеловал ее, стерев с ее губ остатки шоколада. Она изумленно помотала головой, заодно отгоняя образ Генри, и небрежно спросила: