Шеннон Керк - Метод 15/33

Мой отец физик и также обладатель черного пояса по джиу-джитсу. Он прошел подготовку на флоте. Имея эти две специальности, он учил меня использовать во время драки вес и движения нападающего против него самого. От матери, закоренелого циника, я усвоила: «Ты никогда не должна недооценивать тупость или степень лени своего оппонента». Любой соперник рано или поздно был просто обязан оступиться, а следовательно: «Выжидай и не прощай противнику слабости. Если он случайно откроется, бей без малейших колебаний». Разумеется, это была лишь фигура речи, но мне хотелось последовать ее наставлениям буквально.

Мой похититель уже много раз демонстрировал слабость, тупость и лень. Я коротко напомню вам все его ошибки — фургон, Кухонные люди, точилка для карандашей, постоянное шаблонное поведение, демонстрация слабого эго, победить которое он был не в силах, решение приставить пистолет к моему неродившемуся ребенку, постоянные предложения набрать еще воды, телевизор, радио и, наконец, тот факт, что, входя в комнату, он всегда оставлял связку ключей в двери.

К тридцать третьему дню я окончательно убедилась в том, что Кухонные люди не появятся раньше дня тридцать седьмого. Доктор и Очевидная парочка не должны были появиться, потому что у меня не было ни малейших признаков приближения родов, да и в любом случае, я не стала бы делиться ими со своим похитителем. Относительно Брэда я предположила, что он благополучно куда-то улетел.

Как того и требует «15/33», нам с моим тюремщиком предстоит остаться наедине.

Болтающееся на шнуре радио сообщило мне о том, что уже 11:51 — девять минут до начала представления. Я расположилась в избранной для себя точке и попыталась сосредоточиться на времени, подвешенном в воздухе в виде радио. Радио медленно вращалось на веревке, к которой было привязано. Минуты тянулись очень медленно, и мое сердцебиение тоже замедлилось. Единственной заботой было стремление поскорее со всем этим покончить. К этому моменту я уже столько раз все отрепетировала, что это напоминало страстное любовное воззвание, которое при первом прочтении могло вызвать и мурашки, и учащенное сердцебиение, а возможно, даже и слезы. Но после десяти тысяч прогонов превратилось просто в некую словесную массу, оторванную от человеческих чувств, наподобие зачитанной с монитора речи Президента, либо в плохую актерскую игру, когда артист не играет, а просто вслух читает сценарий. «Я тебя люблю», — произносит он голосом робота, без модуляций и телодвижений. Нет ни вытянутой вперед руки на слове «люблю», ни расширенных зрачков, ни наморщенного лба, ни какого-либо иного способа подчеркнуть глубину произносимого признания. «Я. Тебя. Люблю» — это просто слова. Одновременно говорящий вздергивает рукав пиджака и смотрит на время. Если он смотрит на часы, то в таком признании нет никакой любви. Зато любовь ощущается, более того, вся комната пульсирует, когда он об этом говорит и с трудом удерживается на ногах, потому что у него подкашиваются колени и, несмотря на вторгающийся в его расширенные глаза слепящий свет, он, не моргая, смотрит на предмет обожания.

Итак, подобно тому, как признается в любви железный дровосек, точно так же моя натренированная рука чесалась от готовности выполнить задачу. К этому моменту я столько раз повторила все запланированные действия, что, наверное, смогла бы убить его с завязанными глазами и даже во сне.

В 11:55 я приказала своему главному актеру — пакету с отбеливателем — занять место в лучах прожекторов. Отбеливатель агрессивное вещество. Я когда-то читала статью, в которой приводилось высказывание Скотта Карридена из Исследовательского центра Скриппс, занимающегося проблемами окружающей среды, здоровья и безопасности. Так вот он говорил: «Отбеливатель может пробурить дыру в листе нержавеющей стали». Поэтому я выжидала до последнего момента, прежде чем вылить три четверти галлона отбеливателя в тонкий полиэтиленовый пакет. Я слегка завязала его обрывком красных ниток из распущенного одеяла. Затем перебросила другой конец нити через ближайшую к двери балку под потолком вместе со шнуром, удерживающим другой тяжелый предмет, о котором я расскажу позже. Стоя у двери, я натянула нить и шнур таким образом, что мой пакет с отбеливателем оказался непосредственно под этим тяжелым предметом. Оба предмета теперь висели непосредственно над половицей № 3.

Как я уже упоминала, отбеливатель — это агрессивное вещество. Так утверждают ученые. И отбеливатель жжет просто адски, если плеснуть им в лицо, глаза или рот. Так утверждает здравый смысл. Стрелка часов перепрыгнула на 11:59, и в то же мгновение выглянуло солнце, нанизав на яркий луч все частички пыли, парящие в воздухе. Запах моего собственного пота заполнил тесное пространство, к которому я сама себя приговорила и пригвоздила, — за дверью у самой стены. Я уверена, что мой аромат вовсе не усилился от нервного напряжения, а всего лишь был частью той ужасающей тюрьмы, которую я приготовилась покинуть — со всеми ее мерзкими подробностями.

Я почувствовала легчайшую дрожь. Пол заскрипел. Ланч. Я влипла спиной в стену и намертво вросла в назначенное себе самой место за дверью. Я услышала, как он ставит поднос на пол. Стук пластмассы о дерево заставил меня выпрямиться и замереть в готовности.

Звякнули ключи, и в скважине заскрежетал металл.

Дверь отворилась.

Он распахнул ее настежь, как раз то, что нужно, точь-в-точь как всегда, именно то, чего я ожидала и на чем основывается весь мой план.

Подняв поднос с едой с пола, он наклонился и, не поднимая головы, шагнул вперед, на то же место, что и обычно, как я и рассчитывала и отмеряла три раза в день, начиная с пятого дня. На половицу № 3. Он поднял голову и посмотрел на кровать, которая в этот момент представляла собой устройство для казни. О чем он подумал, ожидая увидеть меня сидящей на постели в ожидании ланча, а вместо этого увидев эту странную картину… матрас на боку, втиснутый между стеной и деревянным каркасом, а пружинную сетку на полу — взрезанную и выпотрошенную, выстеленную полиэтиленовым чехлом и заполненную водой — таким образом, превращенную в самый настоящий бассейн. Карьер с хлопчатобумажными стенами прямо в доме, в нескольких шагах от двери. Я надеюсь, что за ту секунду, которую я предоставила ему на осознание увиденного, он разглядел все полотно, на котором недоставало лишь главного героя — его самого, — чтобы превратить мое творение в настоящий шедевр. Я рассчитывала на то, что он успеет упрекнуть себя за то, что оставил в моем распоряжении полиэтиленовый чехол, за то, что поленился его снять и, как положено, поместить матрас в каркас. Его глазам должна была предстать рамка сетки, тщательно выстланная полиэтиленовой пленкой, и прислоненный к стене матрас, напоминающий открытую крышку колодца, готовую захлопнуться у него над головой. Он должен был заметить, что у деревянного каркаса кровати теперь недостает нескольких тонких реек. Успел ли он задаться вопросом — куда они исчезли? А в небе над всем этим, вращаясь и громко распевая, парило радио, подвешенное на веревке, сплетенной из красного вязаного одеяла. Радио было включено в розетку у подножия кровати.