Лорен Оливер - Исчезающие Девушки

Я надеюсь, что она жива. Даже больше, я верю в это. Мне кажется, что именно в этом смысл поисковых отрядов, - не выискивание улик, а коллективная вера, наши совместные усилия. Только это сохраняет ей жизнь. Словно она фея Динь-динь, и всё что нам нужно делать – это продолжать хлопать.

Становится немного прохладнее, когда мы спускаемся к воде, но слепни и комары начинают донимать сильнее, выбираясь из своих гнезд в деревянных береговых сваях. Продвижение болезненно медленное, но даже в таком темпе по песку оно выматывает. Каждые несколько минут кто-нибудь кричит, и полицейские подбегают, приседают и щупают какой-нибудь мусор длинными, одетыми в белые перчатки пальцами: оборванный кусок ткани, пустую пивную банку, остатки чьего-нибудь обеда, вероятно выброшенные из проезжающей машины.

Копы находят серебряный браслет, правда, я вижу, как мать Мэдлен Сноу качает головой со сжатыми губами. Пляж длинною в четверть мили шириной. Нет ни одной точки, с которой он бы не просматривался или с парковки, или из домов и мотелей, расположенных высоко на дюнах. Невозможно представить, что здесь может случиться что-то плохое, на этой небольшой полоске земли, так близко к повседневному потоку автомобилей, ресторанов и людей, незаметно выскальзывающих перекурить на пляже.

Но здесь случилось это плохое, - исчез ребёнок. Ники и я раньше притворялись, что в лесу живут гоблины. Она говорила мне, что если я буду внимательно слушать, то обязательно услышу их пение.

"Если ты не будешь внимательной, они схватят тебя. Они заберут тебя в подземный мир и превратят в свою невесту," - говорила она, щекоча мой живот, пока я не закричала.

И всего на секунду я представляю Мэдлен, исчезающую в воздухе, привлеченную тихой песней, которую никто из нас не мог услышать.

- Ты дочь Шэрон Уоррен, не так ли? - спрашивает женщина слева от меня.

Она нагло пялилась на меня последние десять минут, а я делала вид, что меня это не интересует. Её макияж слишком броский, на ногах туфли на танкетке, поэтому она пошатывается и машет руками, словно балансируя на бревне. Я собираюсь ответить отрицательно, но потом решаю, что в этом всё равно нет смысла:

- Угу.

- Я - Куки, - говорит она, уставившись на меня, как будто ждет, что я узнаю ее.

Конечно же, её зовут Куки [11] С англ. Cookie – булочка. , - того, кто мажет ярко-розовую помаду и обувает на ноги каблуки для поисков пропавшей девочки на пляже не могут звать по-другому.

- Куки Хендриксон, - добавляет она, когда я ничего не отвечаю. - Я тоже живу в Сомервилле. Я была в администрации школы Мартина Лютера Кинга, когда твоя мама была там директором. Я также знала и твоего дедушку. Великий человек. Я была…, - тут она понижает голос, словно сообщает секрет, - на его похоронах.

Мой дедушка умер в прошлом декабре, на третий день после Рождества. Он всю жизнь жил в Сомервилле, к тому же два летних сезона работал на самой последней открытой мельнице, пока в пятидесятых и ее не прикрыли. Затем он принялся тренировать Малую Лигу, его даже как-то избрали городским председателем, но он оставил эту должность сразу же, как только он понял, что политика его не интересует. Мы с Ники называли его Пау-Пау. Половина Сомервилля пришла на его похороны в январе, так как его все очень любили. Вечером того же дня я, Ники и Паркер напились ликера «Южный Комфорт» в подвале Паркера. Ники пошла наверх за водой, и я начала плакать. Тогда Паркер меня приобнял, а я его поцеловала. Когда Ники вернулась, у неё было такое забавное лицо, словно она оказалась на вечеринке с кучкой незнакомцев.

Той ночью мы с Ники всё же легли спать вместе на одной кровати, как делали в детстве. Это было в самый последний раз.

- Как поживает твоя мама? - она говорит с сильным акцентом, словно мы в Теннесси.

Я давно приметила, что женщины так делают, когда собираются сказать что-то неприятное, словно выбросив все согласные, другим будет тяжелее разобрать, что конкретно они говорят. Приукрашенное лицо, приукрашенные слова.

- Я знаю, что она пережила небольшую... депрессию, - она произносит последнее слово так, словно это что-то неприличное.

- Она в порядке, - отвечаю я.

Мы снова останавливаемся, практически у воды. Океан переливается всеми цветами металла за короткими и темными полосами мокрого песка. Женщина - возможно репортер - проявляет интерес к нашему разговору. Она начинает подходить к нам, сжимая в руке мини диктофон.

- У нас всех всё хорошо.

- Рада слышать. Скажи маме, что Куки передавала привет.

- Простите, что прерываю, - репортер подошла к нам и сунула свой диктофон мне в лицо, совсем не выглядя при этом сожалеющей.

Она толстая и одета в нейлоновый костюм с большими потными пятнами под мышками.

- Я - Марджи. Работаю на «Шорлейн Блоттер»,- она сделала паузу, словно ожидая, что я зааплодирую. - Я надеялась задать вам несколько вопросов.

Куки издает удивленный писк, когда репортер встает перед ней и заслоняет обзор.

- Разве вы не должны быть заняты чем-то полезным? - я скрещиваю руки. - К примеру, брать интервью у Сноу?

- Я ищу различные интересные истории, - отвечает она ровно.

У нее большие выпученные глаза, которые не часто моргают, что придает её бесстрастному лицу выражение особенно глупой лягушки, но она не глупа, это видно сразу.

- Я живу в пригороде Сомервилля. Ты ведь оттуда, правильно? Ты была в той страшной аварии. Это произошло недалеко, не так ли?

Куки рядом со мною издает неодобрительный вздох:

-Я уверена, она не хочет говорить обо всем этом, - она воркует, но подмигивание в мою сторону означает надежду, что я всё же захочу что-то рассказать.

Моя спина уже вся в поту, вокруг летают крупные слепни, жужжа в густых кустах. Внезапно, единственное чего я хочу, - это раздеться и принять душ, чтобы отмыть от себя события этого дня, отмыть знакомство с Куки и этой репортершей с глазами как у рептилии, лениво наблюдающих за мной, словно за насекомым, которого она готовится проглотить.

И дальше я замечаю полицейского, похожего издали на папу, - он машет руками и что-то кричит; я не могу разобрать что именно, но его жесты говорят сами за себя: «Мы закончили. Расходитесь по домам». Я чувствую огромное-преогромное облегчение.

- Послушайте, - говорю я и мой голос звучит пискляво, как у незнакомки, поэтому я прочищаю горло. - Я, как и остальные, просто пришла сюда помочь. Я и вправду думаю, что мы должны сфокусироваться на Мэдлен. Понимаете?

Куки что-то мурлычет себе под нос, что звучит одновременно одобрительно и разочарованно. Репортерша, Марджи, не двигаясь с места, продолжает держать свой дурацкий диктофон перед собой, как волшебную палочку. Я отворачиваюсь от нее и возвращаюсь в сторону парковки. Толпа медленно рассеивается, все разговаривают пониженными голосами, чуть ли не трепетным тоном, будто мы только что вышли из церкви, и никто не решался подать голос.