Лорен Оливер - Исчезающие Девушки

С Днем рождения, Дара. Я каждый день по тебе скучаю.

Время разверзлось, замедлилось, успокоилось. Только сирены нарушали тишину.

Записки, деформированные от воды и теперь нечитаемые, выцветшие шелковые цветы и брелоки, и в центре всего этого...фотография. Моя фотография. Фото из ежегодника на втором курсе старшей школы. Та, которую я всегда ненавидела. Та, на которой мои волосы слишком короткие. Под фото размещена блестящая металлическая табличка, прикрученная к камню.

Покойся с миром, Дара Жаклин Уоррен. Ты будешь жить в наших сердцах вечно.

Теперь сирены кричат, настолько громко, что я чувствую их шум даже зубами, настолько громко, что даже думать не могу. А затем, одновременно, звуки возвращаются в мир в порывах ветра, в шуме дождя, идущего со стороны океана, откидывая меня назад. Мир вспыхивает вспышками из красного и белого. Красного и белого. Сирены замолкают. Все будто в замедленном движении, даже крупные капли дождя замирают в воздухе, струйки воды, застывают в диагональном направлении. Три машины останавливаются у обочины. Люди бегут в мою сторону, превратившись в безликие тени в ярком свете фар.

- Ники! - Кричат они. - Ники! Ники!

Беги. Слово приходит ко мне с дождем, мягким потоком ветра на моем лице. Так я и делаю.

Ники

РАНЕЕ

Лето, когда мне было девять, выдалось дождливым. Неделями дождь шел, казалось, без остановки. Дара даже заболела пневмонией, её легкие чавкали и хрипели, словно жидкость в них попала жидкость. В первый солнечный день, который казался бесконечным, Паркер и я пересекали парк в направлении Старой Каменной Бухты, обычно мелкой, с плоским дном, примерно в два фута глубиной, а теперь превратившуюся в рокочущую бушующую речку, выкатившуюся из берегов и превратив округу в болото.

Несколько подростков постарше собрались побросать пустые банки, чтобы посмотреть, как течение будет их вертеть и подбрасывать. Один из них, Айдан Дженнигс, стоял на мостках, подпрыгивая вверх-вниз, пока вода не поднялась выше деревянной опоры и не залила ему ноги. А потом в одно мгновение и Айдан, и мостки исчезли. Это случилось так быстро и без звука; гнилая древесина провалилась, Айдана затащило в водоворот с расколотым деревом и бурлящей водой, и все, крича, бросились за ним.

Память такая же. Мы тщательно строим мосты. Но они слабее, чем нам кажется. И когда они рушатся, воспоминания возвращаются, затапливая нас.

В ночь аварии тоже шел дождь. Но всё произошло не из-за него.

Он ждал меня возле дома после вечеринки у Арианы, поднимаясь и спускаясь с крыльца, его дыхание кристаллизовалось на воздухе, капюшон был натянут на голову и бросал тень на лицо.

- Ники. - Его голос охрип, словно он давно не разговаривал. - Нам нужно поговорить.

- Эй. Я скучала по тебе на вечеринке.

Я старалась не подходить близко к нему, направляясь к двери и на ходу роясь онемевшими от холода пальцами в сумке в поисках ключей. Дара настаивала, чтобы я осталась посмотреть на костер. Но дождь усилился, и огонь не разгорался: только почерневшее топливное масло, журналы, раздавленные бумажные стаканчики и окурки.

- Подожди. - Он схватил моё запястье прежде, чем я открыла дверь; его пальцы были холодные, а выражение лица я не могла понять. - Не здесь. У меня дома.

Я не замечала припаркованной машины рядом на улице, пока он не махнул на неё рукой. Она была скрыта несколькими редкими соснами, как будто преднамеренно. Он шел на несколько шагов впереди меня, засунув руки глубоко в карманы, сгорбившись под моросившим дождем, как будто был зол. Может быть, мне надо было ответить «нет». Может быть, мне надо было сказать, что я устала для разговоров. Но это был Паркер, мой лучший друг, мой на-все-времена лучший друг. С другой стороны, я же не знала, что будет дальше.

Дорога до его дома заняла пятнадцать секунд. Тем не менее, они тянулись вечность. Он вел машину в тишине, его руки сжимали руль. Лобовое стекло запотело; дворники двигались по стеклу, сметая потоки воды вниз к капоту. Только после парковки он повернулся ко мне.

- Мы так и не поговорили о том, что случилось в День Основателей, - произнес он.

Печка в машине была включена, поток теплого воздуха взъерошивал ему волосы под бейсболкой, надпись на которой гласила: «Будьте ботанами. У нас есть число Пи».

- То есть? - Осторожно спросила я; помню, как сильно сжалось мое сердце тогда.

- Значит... - Паркер барабанил пальцами по ноге, верный признак того, что он нервничал. - Для тебя это ничего не значит?

Я промолчала. Мои руки мертвым грузом лежали на коленях; они были похожи на огромных раздувшихся существ, вынесенных на берег прибоем. На балу в честь Дня Основателей Паркер и я прокрались в бассейн и взобрались на стропила в поисках пути на крышу. И нам, в конце концов, это удалось, - мы обнаружили дверь, она вела через старый театр. Мы пропустили танцы и находились в обществе друг друга около часа, заливаясь смехом без всякой причины и распивая бутылку виски «Crown Royal», которую Паркер стащил из тайника своего отца. А потом он взял мою руку в свою. В том, как он смотрел на меня в тот момент, уже не было ничего смешного. В ту ночь мы чуть не поцеловались. А когда позднее начали расползаться слухи о том, что я пропустила танцы ради того, чтобы перепихнуться с Аароном в котельной, я позволила всем думать, что это и вправду было так.

Свет на крыльце его дома из-за дождя представлялся безумными узорами. Некоторое время Паркер хранил молчание.

- Хорошо, послушай. Последние месяцы наши отношения стали весьма странными. Не спорь, - сказал он, когда я открыла свой рот, чтобы возразить. - Это правда. И это я виноват. Боже, я знаю. Во всем виноват я. Я никогда не должен был... ну, как бы там ни было. Я просто хотел объясниться. По поводу Дары.

- Ты не обязан.

- Но мне это нужно, - произнес он с внезапной настойчивостью. - Послушай, Ники. Я облажался. А теперь... я не знаю, как все исправить.

Все мое тело покрылось мурашками, как если бы мы все еще стояли снаружи возле потухшего костра и наблюдали, как дождь гасит пламя, превращая его в дым.

- Уверена, она простит тебя, - сказала я.

Мне было плевать на то, что это прозвучало грубо. Я и вправду была сердита. На протяжении всей моей жизни Дара брала и портила все.

- Ты не понимаешь, - он снял свою бейсболку, проведя рукой по волосам так, что они поднялись, будто наэлектризованные, вопряки притяжению. - Я никогда не должен был... Господи! Дара мне как младшая сестра.

- Это отвратительно, Паркер.

- Но это так. Я никогда... просто так вышло. Все это неправильно. Всегда было неправильным. Просто я не знал, как это прекратить.

Он не мог спокойно сидеть. Вновь натянул бейсболку на голову. Повернулся ко мне лицом, а потом будто не мог выдержать взгляда, и тут же отвернулся.