Лорен Оливер - Исчезающие Девушки

- Как твои дела? - Спрашивает Сара, когда Мэдди усердно отмечает мой заказ, а затем в своей извечной манере, движется назад к машине.

- Да, по-старому, - отвечаю я. – Как сама?

Она кивает, смотря куда-то в сторону и щурясь от света.

- Тоже по-старому. По большей степени, я на домашнем аресте. А все в школе общаются со мной как с чудачкой, - пожимает она плечами. – Но все могло быть хуже. Мэдди могла…

Она останавливается на полуслове, словно только сейчас уловила смысл своих слов. Могло быть хуже. Я могла оказаться на твоем месте. Моя сестра могла быть мертва.

- Прости, - ее щеки розовеют.

- Все в порядке, - отвечаю я и это правда.

Я рада, что Мэдди вернулась домой невредимой. Рада, что мерзкий Андре за решеткой и несет наказание. Такое чувство, что это единственное хорошее событие со дня аварий. Со дня смерти Дары.

- Давай в ближайшее время снова вместе погуляем, идет? – Когда Сара улыбается, ее лицо целиком преображается, и она внезапно выглядит красивой. – Мы могли бы посмотреть кино у меня дома или еще что. Раз уж я, как понимаешь, под замком.

- С удовольствием, - соглашаюсь я и смотрю, как она возвращается в машину.

Мэдди уже сидит на заднем сидении. Она прижимается губами к стеклу и дышит, ее лицо раздувается и искажается. Я смеюсь и машу им рукой, внезапно ощутив прилив грусти. Все это - семья Сноу, новая подруга в лице Сары – это первые из многих событий, которые я никогда не смогу разделить с Дарой.

- Кто это был?

Когда я возвращаюсь на кухню, тетя Джеки укладывает яблоки, огурцы и свеклу на кухонной стойке, верный признак угрозы одного из ее знаменитых «смузи».

- Просто приходили поторговать печеньем, - отвечаю я.

Мне совсем не хочется отвечать на вопросы о семье Сноу, только не сегодня.

- А, - тетя Джеки выпрямляется, cдув с лица длинные пряди волос. – Я-то надеялась, что это тот мальчик.

- Какой мальчик?

- Джон Паркер, - она вновь роется в холодильнике. – Все еще помню, как он мучил тебя, когда ты была маленькой.

- Просто Паркер. Никто не зовет его Джоном.

Даже звук его имени отдается знакомой болью в груди. Я до сих пор задаюсь вопросом, забыл ли он меня, забыл ли нас – девочку, которая умерла; девочку, которая сошла с ума. Пустил ли нас через сито новых воспоминаний, новых девушек, новых поцелуев, как гущу осевшую на дне реки.

– Он в Нью-Йорке.

- А вот и нет.

Она теперь складывает продукты из холодильника на пол: морковь, соевое молоко, тофу, вегетарианский сыр.

– Этим утром я видела его мать в продуктовом магазине. Милая женщина. С очень спокойной и светлой энергетикой. В любом случае, она сказала мне, что он дома. Где этот имбирь? Уверена, что я покупала…

На долю секунды я слишком поражена новостями, чтобы говорить.

- Он дома? – Тупо повторяю я. – Что ты хочешь этим сказать?

Она бросает на меня быстрый понимающий взгляд поверх плеча, прежде чем вернуться к своим поискам.

- Не знаю. Я подумала, что он вернулся на выходные. Может, соскучился по дому.

Соскучился по дому. Боль в груди, пустота, созданная Дарой, увеличилась, обострилась после отъезда Паркера. Это тоже своего рода тоска по дому. Тут я осознаю, когда-то Паркер был мне подобно дому. Год назад, он бы даже не вернулся домой, не сказав мне. Но опять же, год назад он не знал, что я сошла с ума. Но я еще не совсем свихнулась.

- А, вот они где! Спрятались за апельсиновым соком, - тетя Джеки выпрямляется, махая имбирем. – Как насчет смузи?

- Может позже, - мое горло настолько сжимается, что через него не прошел бы даже глоток воды.

Паркер меньше чем в пяти минутах от меня – в двух минутах, если вместо того чтобы идти по длинному пути срезать путь через деревья. Но в тоже время он еще дальше от меня, чем когда-либо. Мы целовались прошлым летом. Он поцеловал меня. Но мои воспоминания того времени искажены, как кадры из старого фильма. Мне кажется, будто это произошло с кем-то другим.

Тетя Джеки, прищурившись, наблюдает за мной.

- Ты себя хорошо чувствуешь?

- Отлично, - отвечаю я, выдавив из себя улыбку. – Просто немного устала. Я, наверное, прилягу.

Она смотрит на меня так, будто не совсем мне верит. Но, к счастью, не настаивает ни на чем.

- Я буду здесь, - говорит она.

Поднимаюсь наверх, направляясь в комнату Дары. Или туда, что раньше было комнатой Дары, а теперь превратилось в гостевую: чистую и безликую, безобидно декорированную репродукциями Моне в рамках на стенах цвета яичной скорлупы. Комната кажется большой, чем когда-либо была, потому что освобождена от всех вещей Дары и потому что Дара сама была чем-то большим, живым и явным. Всё крутилось вокруг неё. И все же за несколько часов нам удалось полностью стереть её. Все её вещи: купленные, подаренные или отобранные, её вкусы и предпочтения, все случайные мелочи, накопленные годами, - всё было рассортировано, выброшено или упаковано меньше чем за день. Как легко нас стереть.

В воздухе витает запах шалфея. Я открыла окно шире, вдохнула свежего воздуха, пахнувшего летом, медленно превращающимся в осень, - траву измельчили, зеленые и синие краски выцвели на солнце, приобретя янтарные оттенки. Стоя там и прислушиваясь к шуму ветра среди увядших листьев в кустах роз, я замечаю всполох яркого цвета на нижних ветках дуба, словно красный воздушный шарик ребенка запутался там.

Красный. Моё сердце подпрыгивает к горлу. Не шарик, это кусок ткани, привязанный к ветке. Флаг.

Первое, о чём я подумала, что ошибаюсь. Это совпадение, обман зрения, какой-нибудь кусок мусора занесло в ветки. Тем не менее, я несусь вниз, не обращая внимания на тетку, которая кричит: «Я думала, ты прилегла вздремнуть». Распахиваю входную дверь. Я на полпути к дубу, когда понимаю, что даже не остановилась обуться; земля холодная и мокрая под моими носками. Когда добегаю до дуба и вижу футболку из «ФанЛэнд», покачивающуюся, как маятник на ветру, начинаю громко смеяться. Этот звук удивляет меня. И до меня доходит. Сколько времени прошло - может быть, недели - с тех пор, как я смеялась. Тетя Джеки права. Паркер дома.

Он открывает дверь прежде, чем я успеваю постучать, и хотя прошло уже почти два месяца с тех пор, как мы виделись, я отскакиваю назад, внезапно начав смущаться. Он выглядит каким-то другим, и хотя он одет в одну из своих обычных занудных футболок («Занимайтесь любовью, а не крестражами» [21] Крестраж (англ. Horcrux) — волшебный артефакт, созданный с помощью тёмной магии. (Джоан Роулинг «Гарри Поттер») ) и потертые джинсы, на которых до сих пор остались следы чернил с тех пор, как ему в старших классах надоела математика и он начал рисовать.

- Ты смухлевала, - первое, что он сказал.

- Я уже стара для того, чтобы лазить через забор, - отвечаю я.

- Понятно. В любом случае, я больше чем уверен, что форт забит старой садовой мебелью. Стулья устроили крупное наступление.