Джессика Смит Коултер - Прерванная жизнь (ЛП)

С того момента, когда я открыла глаза, я боролась. Я смеялась. Я любила.

За это я должна благодарить их.

Поправляю маску на носу у Деда, обеспечивающую его кислородом, но он отворачивается в другую сторону, подальше от меня. Руки тянутся к Деду, когда он снова шепчет имя бабушки, и я склоняю голову в молитве, одновременно ей же опираясь на его руку, стараясь не потревожить капельницу.

Я так сильно скучаю по ним.

— Я знаю, что ты плачешь не из-за старика.

Поднимаю голову на звук голоса Деда. Голос слабый, но его улыбка дает мне понять, о чем уже говорил Трэвис. Деда — боец.

Он вытирает мои слезы трясущейся рукой, но останавливается, начав кашлять. Его глаза наполняются слезами, когда он пытается остановить кашель, и отворачивается не в силах сделать это.

Я сижу на кровати и держу его за руку, пока жду, когда кашель утихнет. Знаю, он страдает, и мне жаль, что я не могу ничем ему помочь. Найдя салфетку на своей тумбочке, вытираю ему рот, когда он перестает кашлять, а потом поправляю кислородную маску.

— Никогда, Деда.

Целую его в щеку, и он хватает мою руку. Он слабый, но проснулся. Это что-то.

— Я плачу, потому что только что узнала, что пропустила большую распродажу красивых туфель.

— С ремнями и большими каблуками? — спрашивает он, и я киваю. — Звучит странно.

Я хихикаю. Мне не нужно много времени, чтобы рассказать ему о том, что произошло в сарае, как только Трэвис и я пришли туда, тем более что я опускаю часть про пытки.

Вздыхаю, когда добираюсь до того момента рассказа с участием Деррика. Деда устает, поэтому я останавливаюсь на середине фразы и смотрю на его кровать.

— Рассказывай, девочка, — требует он.

Смех бесследно исчезает, в то время как я поеживаюсь на кровати и смотрю мимо него в окно.

— Так плохо, да?

— И да, и нет, — я пожимаю плечами, но не смотрю на него.

Сердце разрывается, мой дух сломлен. Жизнь продолжается, наши истории никогда не закончатся, так как мои отношения с болью становятся еще более близкими и нерушимыми.

Деррик — сын Мандо. Он знал, что его отец виноват в моем похищении, но я верю, что он пытался защитить меня, одновременно защищая своего отца. Но когда я позвонила ему и сказала, что Деда похитили, Деррик должен был спасти его. Я могу простить ему все его ошибки и заблуждения, но не то, что он подверг опасности Деду.

Прикусываю нижнюю губу, не зная, что сказать Деду.

— Холл, — говорит он мягко, привлекая мое внимание. — Забудь об этом. Не надо ничего предпринимать, забудь об этом. Мы в порядке, и это главное.

Я киваю.

— Есть еще кое-что, о чем ты должен знать, Деда. Я объясню все позже, а сейчас хочу, чтобы ты знал: Деррик спас нас, — я вытираю слезы, текущие по лицу. — Просто когда Мандо собирался убить меня и Трэвиса, Деррик повалил его на землю. Пока они дрались, Трэвис вытащил тебя, а я взяла грузовик Деррика. Нам удалось сбежать с его помощью. Хотя я так и не увидела покидающего сарай Деррика, Деда.

Делаю глубокий вдох, и сердце трепещет от отчаянья.

— Я услышала выстрел, когда Трэвис посадил тебя в машину, но так и не видела, чтобы Деррик вышел из сарая.

Деда сидит и укачивает меня в своих объятиях.

Комната начинает вращаться. Я сжимаю челюсти, закрываю глаза и начинаю считать.

Один. Я медленно вдыхаю через нос.

Два. Выдыхаю сквозь зубы.

Три. Снова вдыхаю и вынуждаю напряжение отпустить мою челюсть.

Четыре. Я выдыхаю, открывая губы.

Пять. Открываю глаза и оглядываюсь на Деда.

Шесть. Я улыбаюсь.

Семь. Мы живы.

Восемь.

Дверь в палату Деда открывается, и Трэвис входит вместе с Барбарой.

Девять. Мое сердце сразу узнает его.

Десять.

Трэвис сообщает:

— Рад, что ты проснулся, старик, — говорит он.

Барбара тихонько шлепает его рукой.

— Я хотел познакомить тебя с моей мамой.

Глаза Барбары округляются, отчего на моих губах появляется улыбка.

— Мама, это Эд, Деда Холли. Деда, это моя мама, Барбара.

Вместо того чтобы пожать руку Деда, Барбара поворачивается к Трэвису и обнимает его. Деда с любопытством следит за мной — я обещаю, что объясню ему позже.

Медсестры приходят вскоре после появления Трэвиса и Барбары, и в то время, как Деда убеждает нас поехать домой, я отказываюсь уезжать, пока не поговорю с доктором. Деда отдает приказы безропотно выполняющей все пожелания медсестре.

— Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе «нет»? — спрашиваю я.

Он выглядит еще более уставшим, глаза еле открыты, но я боюсь того, что он закроет их.

— Нет, если они знают, что для них лучше.

Дверь снова открывается, но на этот раз через нее проходит доктор Харрис, и я встаю, чтобы поприветствовать его. Он высокий и с такими же уставшими глазами, как у Деда.

Доктор, знакомый со мной после бесчисленного количества времени, проведенного за вчерашним разговором, пока мы ждали, когда Деда проснется, кладет свою руку мне на плечо и выдавливает свою невысказанную уверенность.

— Я слышал, ты не уйдешь из больницы, пока не поговоришь со мной, — он улыбается, обнажая ровные пожелтевшие зубы.

— Она хочет убедиться, что я проснусь, если усну, — слегка усмехается Деда, легко читая меня.

Наклоняю голову вперед, и доктор Харрис смеется.

— Холли, ваш дедушка перенес несколько довольно серьезных травм, в результате которых половина мужчин его возраста осталась бы беспомощной, но я слышал, что он уже сел в постели, и если дадут зеленый свет, то он, наверное, будет ходить по коридорам больницы, — доктор Харрис дружелюбно мне улыбается.

Пусть я и согласна с ним, но его слова не унимают мое беспокойство.

— Вот такой он упрямый сукин сын, — я подмигиваю Деду, который, прикрываясь руками, прячет смех. — У него пневмония.

— Поэтому он принимает антибиотики и стероиды. Он на лечении кислородотерапией, — врач смотрит на Деда с предупреждением в глазах, зная, что Деда хотел быть одним из тех пациентов, с которых снимут кислородную маску. — Но он преуспевает. Он прошел через многое, и ему нужно отдохнуть. Наши медсестры позаботятся о нем. Я обещаю, — он кладет свою правую руку на сердце и смотрит прямо мне в глаза.

— Хорошо. Нам тоже нужно отдохнуть, — теплая рука Трэвиса берет мою холодную и тянет к нему.

— Мы отдохнем, — говорю я, глядя на Трэвиса. Его глаза красные от усталости. — Но только на пару часов.

— Ничего другого я не ожидал, — Трэвис тянется ко мне, и я наваливаюсь на него, когда он прижимается губами к моем лбу.

— Позаботься о моей внучке, — взгляд Деда цепляется за нас, и я вижу радость в его глазах в то время, как его голос становится суров.

— Каждый день всей оставшейся части моей жизни, — обещает ему Трэвис.