Виталий Полищук - Под стук колес. Дорожные истории

Но ведь любой образованный человек, читающий книги, знает знаменитое логическое построение: «После этого (события) не означает – вследствие этого».

Здесь имеется в виду, что далеко не всегда очевидно связанные вещи являются причиной и следствием. Например, человека задерживают возле трупа с ножом с руке. Нож – орудие убийства, отпечатки на рукоятке – именно этого человека. Означает ли это, что именно данный человек убил ножом другого человека?

Нет! А если подозреваемый просто оказался, что называется, не в том месте и не в то время? Подбежал, человек умирает, он хочет помочь и чисто автоматически выдергивает нож из раны?

Но… но в этот момент уже подъезжает милиция, а человек – умирает.

Работники милиции видят труп и возле него – человека с ножом в руке. Как будто все ясно.

Но ведь нож в руке после убийства в данном случае вовсе не означал, что человек с ножом – убийца?

Если все-таки предположить, что этот неведомый мир, который открывается мне по ночам, способен влиять на наш мир, если этот «гномик» может легко уничтожать людей, просто-напросто «выдергивая» их отсюда и перенося… ну, бог его знает, куда! Главное, з д е с ь человек исчезает.

Но как-то не складывалось у меня. Во-первых, пусть гномик может действовать в каком-то значительном пространстве вокруг моего телевизора. Но архивариус живет черт знает где – на другом конце города!

Как туда мог попадать этот человечек в камуфляжке?

И появляется он только по ночам… В ночной темноте.

Но только по ночам ли? Если я вижу другой мир по ночам, значит ли это, что именно лишь по ночам он и существует вокруг нас? А если нет?

Я решил проверить это предположение.

Тем же днем, придя с работы, я дождался вечера, когда за окнами еще не наступила темнота, и задернув шторы в комнате, сел на диване. Красный огонек с панели телевизора приветливо смотрел мне в лицо.

Я зажмурил глаза, посчитал про себя до пятидесяти, и открыл их. Огонек сразу же раздвоился, подплыл ко мне. Но я смотрел не на него. Я смотрел на стены, на которых стали проявляться, словно бы на пластинке фотобумаги, помещенной в проявитель, плети вьющихся растений с темно-зелеными листьями…

Я вскочил и включил свет. Все тут же стало обычным, как и должно быть: вокруг – стены, на них – картины, зеркало, пришпиленный кнопками календарь.

Я пишу все это, потому что теперь уже убежден – это не какой-то другой мир является ко мне по ночам, это я получаю способность ночью у в и д е т ь этот мир. А он существует всегда в нашем же пространстве и не вокруг нас, а просто является какой-то недоступной нашим органам чувств частью пространства-времени…

И поэтому в любом месте другой мир может найти дверцу и открыться – так что архивариус оказался обречен, как только я дома, сидя перед телевизором, однажды вспомнил, что он представляет угрозу для меня и высказался с пожеланием по его адресу…

Но почему тот, неведомый мир решил вдруг помогать именно мне?

А вот этого я не знаю. Но намерен узнать. Для чего сейчас пойду, выключу свет, получу доступ к этому гномику возле огонька и попробую с ним поговорить. То, что я до сих пор не попытался сделать этого, не означает, что мне э т о вообще не удастся.

Нужно все узнать от него и прекратить и х вмешательство.

По крайней мере, в такой вот форме…

Собственно, это и все. На кухне на сидении табурета лежали записи инженера Курочкина – что-то вроде дневника. Мы поэтому ночью его и не увидели – кухню осматривали бегло, здесь было все убрано, посуда перемыта, столы начисто вытерты.

Ну, а если бы мы прошли к окну – может быть, и обратили бы внимание на перевернутую обложкой кверху лежащую на сидении табурета раскрытую тетрадь. А так…

А так я только на другой день, вернувшись с тщательного осмотра места происшествия, который мы вместе с экспертами техотдела осуществили в квартире 22, смог ознакомиться с записями Курочкина, которые он сделал прямо накануне своего трагического исчезновения.

Почему трагического? Ну, если и не он вопил, так кричал перед этим воплем он – кому же еще-то?

Читал я дома, так как мне после суточного дежурства полагался отгул. Вот сразу после осмотра места происшествия я и забрал с собой записи и поехал отдыхать.

Да, забыл! Вот что интересно – наш технический эксперт Борис заинтересовался телевизором Курочкина. Ну, а что вы хотите – тогда такие телевизоры в квартирах были редкостью, да и стоил такой телеагрегат – не каждый бизнесмен мог себе позволить приобрести!

Боря попробовал включить телевизор – не включается! Проверил подключение к сети – все в порядке. Тут мы уже удивились – подобный телевизор просто не мог стоять сломанным. Совпадение?

Боря открыл заднюю панель и ахнул. Мы все, конечно, подошли. Ну, и хотя мы и не специалисты, но смогли понять, что внутри телевизора ничего нет – черная спекшаяся масса, из которой то здесь, то там торчат какие-то проводочки…

Борис потом делал экспертизу, написал в экспертном заключении кучу научных терминов и фраз, а на словах сказал, что если бы не знал, что это «начинка» телевизора, он никогда бы не догадался.

«Серега, там все спеклось так, как будто внутренние блоки телевизора внезапно испытали воздействие температуры в сотню тысяч градусов, – сказал он мне по телефону. – Все не просто спеклось – все растворилось в какой-то субстанции черного цвета. Химический анализ ничего не показывает, радиологический – тоже, вообще ничего я сделать не смог!»

Так что с тех пор прошло почти десять лет, а все люди как исчезли бесследно тогда, так никто о них никогда больше ничего и не слышал.

Ясно, что виноват Курочкин, но виноват ли? То есть ответ на вопрос «Почему исчезли?» я получил.

Но ответа на вопрос «Каким образом исчезли?» я так и не знаю.

В общем, до сих пор все это так и осталось непонятным!

– х-х-х-х-х-х-х-х-х-х-

Мы все помолчали, обдумывая услышанное. Сергей тем временем вышел из купе, отправившись в тамбур на перекур.

Из нас четверых лишь он один был курящим.

– Значит, и этого Курочкина они утащили в собой… – сказал Алексей Петрович Русин.

Игорь Сергеевич, по обыкновению полулежащий на полке, движением бровей изобразил то ли согласие, то ли, наоборот, несогласие с ним.

– Этого мы не узнаем никогда… – как бы поставил точку на этой теме я. – Давайте-ка спать!

За окном была темнота, давно наступила глубокая ночь.

Поезд между тем шел себе дальше. Приближая нас с каждой минутой к Москве.

Утром мы проснулись поздно, по очереди сходили в туалет и умылись. Потом решили позавтракать.

Идти в вагон-ресторан никому из нас не захотелось – дружно постановили – в ресторан идем обедать!