Барбара Абель - Невинность палачей

Пока опускаются стальные защитные жалюзи, Жо излагает новые правила:

– Слушайте все! Если кто-то из вас попытается сбежать и предупредить фликов или выкинуть что-то в этом роде, я пристрелю эту курицу! Capiche? [9]

Все кивают, подбородки трясутся. Все согласны.

– Прекрасно! – изрекает Жо с довольным видом.

И смотрит на Гийома.

– Ты, кассир, быстро идешь сюда и связываешь всем руки!

– Что?

– Хочешь, чтобы я повторил? – И Жо угрожающе прижимает дуло к голове Леа Фронсак.

– Нет! – вопит Гийом, и его крик сплетается с криком Леа, которая безвольно повисает на руках у бандита. – Я… А чем мне их связывать?

– Должна же в вашем вонючем магазине продаваться бечевка или что-то в этом роде.

– Есть, по-моему… Там, справа, в отделе хозяйственных товаров.

– Иди и принеси!

Гийом торопливо исполняет приказ. От волнения походка у него разболтанная, жесты порывистые. За спиной у него Жо повторяет, что ждет заложницу, если кто-нибудь сделает лишнее движение.

Меньше чем через полминуты кассир возвращается с мотком веревки и дрожащей рукой протягивает ее бандиту.

– Мне она зачем? – вспыхивает тот. – Этой веревкой свяжешь всем руки за спиной. И крепко вяжи, я проверю. Сделаешь плохо, будет в магазине на одну курицу меньше!

Жо смеется над собственной шуткой.

– На одну курицу меньше! Неплохо, да?

Операция по связыванию занимает десять минут, и все это время Жо не выпускает Леа из рук: подпитывается ее боязнью, насыщается животным страхом, сочащимся из всех пор ее тела, дрожанием мышц, прерывистостью дыхания. Пробует на вкус свою власть, упивается своей силой. Утоляет жажду жизни… И впервые чувствует себя повелителем мира.

Управившись, Гийом поворачивается к налетчику и смотрит на него вопросительно. Опьяненный новыми, будоражащими ощущениями, Жо моментально срывается на грубость:

– Теперь выгребай что осталось в кассе, придурок!

Юноша кивает, на трясущихся ногах возвращается за кассу и перекладывает в пакет последние несколько купюр, талоны на питание и монеты.

Пальцы у Гийома дрожат, сердце бьется как сумасшедшее. Ему кажется, это худший день в его жизни. А ведь он вообще ни при чем, на его месте вообще-то должна быть Камий! Это Камий должна запихивать сейчас деньги в чертов пакет с логотипом! Камий должна дрожать как осиновый лист, опасаться, что пришел ее смертный час, и молить всех святых, в существование которых никогда не верила, чтобы помогли выбраться живой из этой жуткой передряги…

В своем отчаянии Гийом опускается еще ниже и, будучи уже сам себе противен, начинает думать, что если бы он отказался подменить сегодня утром коллегу, то не было бы никаких проблем. Во-первых, его бы вообще тут не было, и не пришлось бы дрожать под дулом пистолета, не пришлось бы выгребать деньги из кассы хозяйского магазина. И, если дойдет до перестрелки, переживать все это пришлось бы Камий, а не ему. Сам не зная почему, Гийом мысленно представляет завтрашние первые полосы, и в рубрике «Происшествия» черным по белому: Камий, несчастная жертва сумасшедшего грабителя, получает пулю в сердце и умирает на месте…

Взбудораженная фантазия тут же рисует неподвижное тело девушки, лежащее на полу в луже крови. И подбрасывает пугающей простоты умозаключение: «Нет Камий, нет и беременности».

Устыдившись самого себя, Гийом прогоняет отвратительную мысль и старается сосредоточиться на том, что делает. И все же горькое сожаление, что он оказался в скверном месте и в скверный момент, пульсирует в голове, порождает все новые альтернативные сценарии развития событий.

Еще вариант. Другой заголовок, не такой жестокий, и в статье речь о другом: во время нападения на магазин у одной из пострадавших, кассирши, случился выкидыш на нервной почве… Гийом не совсем уверен в терминологии, но если бывает ложная беременность на нервной почве, то почему бы не быть выкидышу?

– Ты выпотрошил кассу, да или нет? – кричит Жо и переводит пистолет на беднягу кассира.

Тот вздрагивает, смотрит вниз, видит, что все ценности в пакете, и поспешно передает его грабителю. Жо выдергивает пакет и, словно награду, толкает ему в объятия Леа Фронсак.

– Свяжи ей руки, как остальным.

Гийом исполняет распоряжение. Связав молодой женщине руки, он помогает ей лечь на пол рядом с другими заложниками.

– Теперь сам ложись там же! – приказывает Жо. – Руки за голову и не шевелись!

Гийом готовится лечь, когда слышит:

– Кошелек и телефон швырни в общую кучу!

Жо указывает на личные вещи заложников, лежащие посреди центрального прохода.

Кассир вытаскивает бумажник из заднего кармана брюк и без сожаления бросает на пол. В мгновение, когда он намеревается сделать то же самое с телефоном, рука вдруг зависает в пространстве. Телефон вдруг прирастает к ладони, как скрепка к магниту, – так, что невозможно оторвать. Он оглядывается по сторонам, потом переводит умоляющий взгляд на грабителя, и вид у него при этом такой, словно телефон – единственное, что связывает его с жизнью.

– Чего ждешь? – злится мужчина в балаклаве.

Гийом неохотно подчиняется. Подходит к куче награбленного, кладет на нее телефон, а потом с тяжелой душой возвращается к товарищам по несчастью и позволяет себя связать.

Лежа на полу со связанными за спиной руками, Алин Верду смотрит, как удаляется на несколько метров ее последняя надежда сообщить о происходящем сыну. Тео так близко, но связаться с ним невозможно. Сообразил ли он, какая драма разворачивается сейчас в магазине? Неужели не заметил, как опускаются металлические жалюзи на витринах? Неужели не задался вопросом, что может происходить внутри? Если да, есть шанс, что все уладится, и быстро. Но хватит ли подростку ума, чтобы…

Алин вздрагивает всем телом. От головокружительного разочарования ее отделяет один вдох. Такое чувство, будто тебя засасывает в пропасть… И в эти долгие секунды она понимает, какую глупость совершила, когда отняла у сына смартфон. Из принципа, чтобы подчеркнуть свою власть, в отместку, желая показать, кто тут главный, внушить уважение и добиться вежливого к себе отношения, она… оставила телефон Тео дома.

Сожаления не помогут… Покусывая нижнюю губу, она ищет выход из положения. Ничего не приходит в голову. Алин злится, обзывает себя самыми гадкими словами, изо всех сил сдерживается, чтобы не засучить ногами от ярости, обращенной против себя же самой… И вдруг цепляется за абсурдную идею, что можно отмотать все обратно, – изгнать из тела напряжение, сжимающее грудь и горло с такой силой, что трудно дышать. Вернуться назад. Все забыть и начать с нуля.

«Переиграем все заново», – как сказал бы Тео.