Джей Эм - Ад Лабрисфорта

Про других лабрисфортских боссов тоже сочиняли. Только насчёт Стэнли Голда Уэсли не слышал ничего и никогда. И Ральф о нём ничего не знал.

Иногда Флэш думал, что болтовня обитателей Лабрисфорта далеко не беспочвенна. Если человек идёт работать охранником в тюрьму, тем более – в такую тюрьму, у этого должны быть какие-то причины. Более значительные и более личные, чем необходимость зарабатывать себе на жизнь. Ведь какую-то альтернативу найти всегда можно… если, конечно, ты этого хочешь.

В том-то всё и дело. Флэш был уверен, что большинство лабрисфортских охранников – да, наверное, и других работников тоже – личности в своём роде столь же «незаурядные» как и те, кого они охраняют.

Визер с его «охотой» и прочими нестандартными «идеями», Рокки с его кулаками, один из старших надзирателей по имени Роулкрафт – это всего лишь несколько примеров из множества. У Роулкрафта была привычка время от времени заглядывать в камеру слева от «жилища» Уэсли – ту, в которой сидел Мисси. И без всяких предосторожностей вроде направленного в спину автомата уводить Подружку на первый этаж.

Ещё в один из этих десяти дней Уэсли имел счастье познакомиться с важной лабрисфортской традицией – «зубодробиловкой».

Однажды, выпустив заключённых на прогулку, надзиратели не остались, как обычно, внутри здания тюрьмы сторожить единственный выход, а последовали за ними во двор.

Выстроив своих «подопечных» в шеренгу, они встали за их спинами, держа автоматы наготове. А через минуту во двор явился царь и бог Лабрисфорта – собственной персоной Фрэнк Бонс.

– Ну что, хреновы недоумки! – заорал он. – Соскучились по папочке?

Со стороны это могло бы выглядеть комично: каждый второй из «хреновых недоумков» мог бы одной левой пришибить жирного коротышку Бонса. Но заключённые прекрасно знали, что находятся под двойным прицелом – надзирателей и снайперов. Знали они также и то, что последует за короткой речью начальника, и смешно им не было. Да и у стороннего наблюдателя – если бы он мог здесь присутствовать – желание смеяться отпало бы, если бы он присмотрелся к Бонсу внимательнее, и разглядел злобный огонь, горящий в его заплывших глазках.

Долгих речей начальник разводить не стал, сразу перешёл к делу. Он двигался вдоль шеренги, задерживаясь возле каждого арестанта совсем ненадолго, но за это время успевал хорошо поработать. Целью его ботинок становился чей-нибудь пах или колено, кулаков – солнечное сплетение или печень. И, в отличие от надзирателей, которые к одним заключённым относились более благосклонно, чем к другим, Бонс ни для кого не делал исключений.

Когда настала очередь Уэсли, начальник Лабрисфорта никак не выделил его среди остальных. Но вряд ли он забыл, как долго в прошлый раз не мог добиться нужного результата. Поэтому теперь сразу нанёс два резких и сильных удара по лицу – как тогда. Уэсли и на этот раз стерпел боль так, как будто вовсе её не почувствовал. Выходить из себя, добиваясь его «капитуляции», при посторонних Бонс не стал. Может быть, опасался, что наступит эта капитуляция слишком нескоро. Поэтому перешёл от Уэсли к следующему и продолжил своё занятие.

Про Фрэнка Бонса между собой заключённые рассказывали, что дома он живёт «под каблуком» у своей жены. Она отбирает у него все деньги и, бывает, даже поколачивает. Поэтому он и строит из себя «тюремного властелина» – надо же хоть где-то навёрстывать упущенное.

Всё это время было для Флэша временем постоянной борьбы. Не только с холодом, голодом и болью. Он вступил в схватку с силой, настоящего имени которой не знал – но про себя он называл её именем этого места, именем Лабрисфорта. И тюрьма была лишь одним из её воплощений.

Ещё трижды он оказывался на дне пропасти, в которую впервые упал, услышав выстрелы на заднем дворе тюрьмы. Инстинктивно Уэсли каждый раз сопротивлялся «падению» – слишком сильны были страх и отвращение, сопровождающие его. Но был уверен: через всё это нужно пройти, потому что там, в другой , нереальной реальности, можно найти ответ на главный вопрос.

Тридцатого августа, на восемнадцатый день пребывания в тюрьме, Уэсли угодил в карцер. И ещё он разрушил Храм – но это уже было не в тюрьме.

Началось всё со ссоры с Филдингтоном, которая случилась на прогулке.

С утра Реджинальд Питер как раз вколол себе очередную дозу. На ногах он держался, но не соображал совершенно. Мотаясь по двору, время от времени останавливался возле кого-нибудь, и начинал нести свою обычную околесицу.

К Уэсли Филдингтон подошёл в полной уверенности, что на прошлой прогулке видел у него в руках косяк и, раз такое дело, значит, у него есть и теперь. Может, Питер выдумал это, может, с кем-то перепутал Уэсли – тот был не единственным темнокожим среди заключённых.

Поначалу Флэш терпеливо старался втолковать Филдингтону, что не имеет денег даже на обыкновенную сигарету, не то что на косяк. Но Филдингтона эти доводы не убедили. Отвязаться от него по-хорошему не получилось. Когда Питер окончательно достал Уэсли своим трёпом, Флэш послал его по известному адресу и отошёл в сторону. Он знал, что с обдолбанными так вести себя не слишком разумно, но у него просто не хватило терпения.

Довольно долгое время потребовалось, чтобы смысл сказанного дошёл до Питера. Когда же это свершилось, он с криком: «Ах ты, погань!» – бросился на Уэсли. Он явно рассчитывал с разбега ударить Флэша, но Уэсли, левой рукой отбив занесённый для удара кулак, правой двинул Питера в челюсть. Филдингтон рухнул на землю, как пустой мешок.

Тут же из-за железной двери повыскакивали надзиратели. Медлить они не стали – Флэш не был любителем драк со смертельным исходом, как Джо и Берни Оллз, занимательного зрелища не предвиделось.

Автоматные приклады замелькали в воздухе. По настроению боссы могли бы поступить так же и с Джо, и с Оллзом – но могли и спустить, сделав вид, что ничего не было. В случае Уэсли вариантов не существовало. Закончив «обработку», его снабдили цепями на руки и ноги и отвели в «морозилку» на втором этаже – в карцер.

В камерах по зимам слабое отопление всё-таки включали. «Морозилка» заслужила своё прозвище за то, что там никакого намёка на отопительные трубы не было вообще.

А ещё в карцере оказалось ужасно тесно – не получалось ни встать в полный рост, ни лечь, вытянув ноги. Можно было или сидеть, или лежать, согнув колени.

Пока дверь за Уэсли не закрылась, он успел заметить, что вокруг только бетонные стены. А потом нельзя было разглядеть уже ничего. Зато имелась возможность исследовать большую часть окружающего пространства на ощупь, не двигаясь с места. Так Уэсли обнаружил решётку вентиляции и дыру в полу, которая заменяла здесь унитаз.