Анна Белкина - G.O.G.R.

— Я не смогу тут спать… — промямлила Лена.

«Думаешь, я смогу!» — подумал Андрей, но вслух не сказал, так как должен был казаться храбрым.

Следующая дверь открылась с трудом. Тяжёлая, скрипучая, словно в некоем узилище, она скрывала за собой просторную, но мрачную из-за грязных окон комнату. Когда-то эта комната служила банкетным залом. Посередине на посеревшем ковре стоял длинный резной стол. По бокам его в ряд стояли дореволюционные кривоногие стулья. А в глубине комнаты был орган. Огромный инструмент занял целый простенок. Трубы почти доставали до потолка.

— Ого! — выдохнул Андрей.

Страх почему-то ушёл. Вместо него появился интерес. Андрей подошёл к органу и нажал одну клавишу. Инструмент издал низкий трубный звук, похожий на гудок паровоза. А в могильной тишине заброшенного особняка этот звук показался обвальным грохотом рухнувшего потолка. От неожиданности Андрей отскочил в сторону, а Лена пронзительно взвизгнула.

— Никогда больше так не делай! — крикнула она, сердито нахмурив брови и сжав кулаки. — Я чуть со страху не умерла!

— Ладно… Я сам испугался, — признался Андрей.

Когда унялась дрожь, брат и сестра ещё прошлись по комнате, озираясь по сторонам и разглядывая её когда-то богатое, но теперь годное только на выброс, убранство. Засмотревшись на довольно подпорченный портрет девушки в длинном платье и с букетом маргариток, Лена отстала от Андрея. И тут, словно чья-то ледяная рука медленно провела по её щеке.

— А-а-а-а-а!!! — во всё горло тонко-тонко запищала Лена и замахала руками на пустоту, пытаясь отогнать «чудовище».

— Что такое? — подскочил к ней Андрей. — Чего ты?

— Т-тут что-то… кто-то есть… — чуть не плача объяснила Лена. — Оно дотронулось до моей щеки… Надо уйти отсюда и сказать папе с мамой.

Андрей зашарил фонариком по стенкам, но никого не увидел.

— Успокойся, — сказал он. — Тебе показалось. Это, наверное, сквозняк.

— Не сквозняк! — упёрлась Лена. — Это как будто человек рукой дотронулся, только рука очень холодная, понимаешь?

Они вышли из этой комнаты. Андрей собрался, было продолжить исследование дома, но Лена запротестовала.

— Давай спустимся вниз и найдём папу и маму, — сказала она.

Андрей без лишних слов согласился, и они дошли до лестницы и стали спускаться вниз. А навстречу детям уже бежали родители.

— Что случилось, чего вы кричите? — на ходу спросил Михаил Германович.

— Что вы там уронили? — обеспокоено поинтересовалась Татьяна Дмитриевна.

Лена, не дав Андрею и рта раскрыть, начала рассказывать про своё дурацкое привидение.

— Не ходите сами на второй этаж, — сказала Татьяна Дмитриевна. — Утром осмотрим дом. А эту ночь поспим в прихожей. Слишком уж тут темно.

Лаптевы стали устраиваться на ночлег. Расстелили спальные мешки, достали одеяла. Всё делали при свете фонарика и четырёх тускловатых свечек. Лена вертела головой из стороны в сторону, выискивая своего монстра. Но, кроме Лаптевых, в прихожей никого не было. Она, наверное, уже и поверила, что ей всего лишь показалось.

— А-а-а! Паук! Тут паук! — вдруг закричала Татьяна Дмитриевна, которая с самого детства панически боялась членистоногих.

На этот вопль сбежалась вся семья. Паука заметили не сразу. Он был малюсенький, с булавочную головку, чёрненький.

— Мам, ну что это за паук? — сказал Андрей. — Козявка.

— Раздави его, раздави! — зажмурившись, вопила Татьяна Дмитриевна.

Паучок болтался на паутинке на уровне лица. Андрей снял его вместе с паутинкой и отпустил.

— Всё, раздавил, — сказал он.

— Ой, спасибо, сынок. — Татьяна Дмитриевна открыла глаза. — У меня, как их увижу, прямо душа в пятки!

Перед сном решили послушать музыку. Михаил Германович достал маленькое радио на батарейках. Но настроить так и не смог. В этой глуши не принимало ни одну радиостанцию. Динамик выплёвывал хрипы и испускал ужасный вой. Деревня недаром называлась Верхние Лягуши. Тут было полно лягушек, и они выводили свои трели так громко, что могли заглушить всё на свете.

— Ну что ж, придётся слушать звуки природы, — сказал Михаил Германович, отложив приёмник в сторону.

— Под это мерзкое кваканье я не засну! — проныла Лена.

Она хотела ещё что-то сказать, но вдруг заиграла музыка. Сначала подумали, что это радио поймало какую-то волну, но, прислушавшись, Лаптевы поняли, что играет орган на втором этаже. Андрей хотел пойти посмотреть, но отец удержал его за рукав.

— Цыц! Не ходи! — прикрикнул Михаил Германович. — Кто знает, что то за холера…

Андрей остался.

— Я же говорила, — вмешалась Лена, — что тут есть призраки, а вы мне не верили…

Орган продолжал играть. Но музыка была не классическая, не похоронный марш, который «должно» играть привидение, а «Дыки Танци» западэнской Русланы.

— Это — не призрак, — уверенно сказал Андрей. — Просто кто-то нас дурачит. Призрак не может играть такую попсу!

Но тут музыка прекратилась. А после секундного затишья послышались тяжёлые, топающие шаги. Они приближались. Казалось, кто-то топает прямо по лестнице. В свете фонарика и четырёх свечек лестница была отлично видна, но на ней никого не было. Лаптевы не на шутку встревожились, прижались к холодной, замшелой стенке. «Невидимка» топал уже по прихожей.

— Кто вы, покажитесь, — робко попросила Татьяна Дмитриевна.

— А ты, правда, этого хочешь? — это был не человеческий голос, а какой-то жуткий рычащий вой, эхом разнёсшийся по всему особняку.

Татьяна Дмитриевна ничего не сказала: зубы так стучали, что она не смогла говорить, а только пролепетала что-то вроде:

— Ды-ды-ды-ды…

Лена заверещала и прижалась к Михаилу Германовичу.

— Смотрите, смертные, и др-р-рожите от стр-р-раха!! — прорычала невидаль ещё страшнее, чем в первый раз.

Фонарик Андрея лежал на комоде и освещал на стенке неровный круг. И в этом кругу появилась тень. Ничья, бесхозная, сама по себе. Она двигала «руками» и «ногами», точно танцевала. А потом отошла от стены и, широко ступая и громко топая, двинулась на окоченевших от страха Лаптевых. Без сомнений, это был самый настоящий призрак.

— У-у-у, пища! — провыл призрак, выставил вперёд свои серые прозрачные невесомые руки и сделал ещё один большой шаг. — Сейчас всех вас посъедаю! — и ужасно захохотал.

Андрей схватил валявшуюся под ногами тяжёлую ржавую железяку, и храбро выступил против призрака.

— Проваливай, урод! — крикнул он. — А если останешься — раздуплю этим ломом по твоей репе! — и замахнулся.

— Сам ты — урод! — ответил монстр и открыл глаза, большие, светящиеся страшным белым светом.

— Не надо, сынок, беги! — шептал где-то в темноте Михаил Германович.

Призрак посмотрел на Андрея. И лом в Андреевой руке согнулся. Андрей что было силы, запустил согнутой железякой в чудовище. Но призрак легко поймал лом на лету и разогнул его, точно он был пластилиновый.