Артур Алехин - Живший когда-то

– Мама, какой твой сын? Я – твой сын, Василий! – взволнованно воскликнул он.

– Я знаю, кто ты, – продолжая плакать, ответила мать.

– Ну, а умер-то кто тогда?

– Сын, Васенька, – прежним тоном подтвердила мама.

– Так я же тут, с тобой разговариваю…

– Ну, хватит, Вася, вечно ты перегибаешь с шутками! Хватит, – заключила мама и ушла в другую комнату, продолжая плакать и собирая какие-то вещи. Василий тут же обратился к сестрам:

– Кто умер-то?!

– Брат наш, – ответили сестры и продолжили реветь.

Василий усмехнулся. У него возникло сильное желание лечь и полежать. Полежать и подумать о происходящем. Он зашел к себе в комнату и лег на кровать. «Ага, я понял, – стал мыслить Вася, – это розыгрыш. Дурной, жестокий и несмешной розыгрыш. Однако моя семья, не настолько талантлива, чтобы так артистично и естественно сыграть истерику и плач взахлеб».

А эта фраза мамы: «Ну, хватит, Вася, вечно ты перегибаешь с шутками!» – как психологически тонко выверено, если это игра! Она всю жизнь начинает фразу одинаково, а заканчивает по-разному: «Ну, хватит, Вася, вечно ты перегибаешь с фантазией!» – когда я рассказывал что-то неординарное, но действительно со мной происходящее. Или: «Вечно ты перегибаешь с эмоциями!» – когда я искренне радовался или боялся. «Перегибаешь с иронией, с учебой, с гордыней, с состраданием, с психологией…» – кажется, будто нет ни одного слова, которым бы ни заканчивалась эта гневящая меня много лет фраза. А все потому, что она никогда не воспринимала меня всерьез, я всегда был для нее как довесок к семье. Не член семьи, не брат ее дочерей, не брат ее сыновей, а довесок. Как тонко, как тонко меня разыгрывают… Как же тонко…

Василий заснул. Он проснулся около десяти часов вечера. Состояние его было тяжелым, разбитым. То, что случилось сегодня, уже, казалось, было сном. Ярким, самым реалистичным сном в его жизни. Это ощущение длилось не более пары минут. До тех пор, пока он медленно, с опасением и тревогой не вышел из своей комнаты и не увидел, что в коридоре стоит гроб. В доме было тихо. Все те, кто жил в этой обители, уже спали – мама и сестра. Остальные сестры и братья уже давно обзавелись семьями и жили отдельно. Василию, к слову, было двадцать шесть лет, он был самым младшим в семье. Он всегда комплексовал по поводу своих родственников как первой линии, так и дальних. Ему казалось, что все они какие-то убогие что ли. Собственно, вся его семья всегда стыдилось его по тем же причинам. Однако на любом семейном совете, какой бы вопрос на нем ни разбирался, его голос всегда учитывался.

Однажды, несколько лет назад, один из братьев пытался лишить его этого права и попытался убедить в этом мать. Она сказала: «Нет, мы – семья. А в семье принято так !» Василий слышал эту беседу и, несмотря на то, что мама отстояла его права, он не был благодарен ей. «Принято у вас! А у меня будет принято послать вас всех к черту лет через пять!» – думал он с нарастающим раздражением. Ему казалось, что с каждым годом его семья убивает в нем все человеческое. Он становится каким-то безэмоциональным. Всякие силы бороться с правилами и мировоззрением своей же семьи исчерпываются, и он начинает огрубевать изнутри. Это сильно беспокоило Василия.

Увидев гроб в коридоре, он подошел к нему. «Они и гроб заказали. Не много ли затрат на розыгрыш такого мелкого члена семьи, как я? Затраты, затраты…Так вот, в чем дело!» – будто нашел ответ на вопрос Василий. «Этот весь цирк из-за бюджета, из-за того, что я не хочу отдавать свою часть денег! И что же, они решили меня свести с ума? Или какой у них план? Я, конечно, недолюбливаю свою семью, но даже от них этого сложно ожидать. У нас в семье есть законы, законы которые с течением лет оглашала наша мать. Кстати, никто никогда не спрашивал: почему так, а не иначе? Не важно, главное, что это противоречит законам, по которым мы живем, – Василий прервался. – Хотя сегодня один закон, а завтра другой… Ну что ж, раз уж кое-какие деньги потрачены на гроб, тем более для меня, нужно, так сказать, примерить».

Василий подошел к гробу, присел около него и стал щупать материал. В коридоре было очень темно, практически невозможно было видеть. Василий был вынужден изучать этот, как его называли в их поселке, «страшный ящик» путем осязания. «Угу, материал из обычного, какого-то недорогого дерева. А что еще можно было для меня ожидать? Из красного дуба что ли? В размер-то хоть попали?» Василий аккуратно стал забираться внутрь. В этот момент его пронзила дрожь. Казалось бы, лечь в какой-то ящик и полежать там пару минут. Но это не просто ящик, это гроб. Эта мысль вызывала бурю страшащих ощущений. Тем не менее, он довел дело до конца. Он лежал, как полагается, скрестив руки, смотря в потолок, которого из-за темноты не было видно. «Размер идеален, – пронеслась мысль. – Они что, в самом деле настолько серьезно подошли к розыгрышу, что даже размер подобрали тютелька в тютельку? Какая соблазняющая темнота, как хочется закрыть глаза и заснуть. Очень хочется спать. А что, может, и вправду заснуть прямо тут? Ну, раз я у них умер сегодня?» Василий стал засыпать лежа в деревянном гробу. Вдруг он услышал голос, звучащий, казалось бы, из темноты и одновременно в голове:

– А ну-ка, Василий, встань. Еще рано засыпать. Ты сначала определись, ты умер или нет? – Кто это? – ленясь открывать глаза и не желая вставать из удобного положения, спросил Василий.

– Я – твоя жизнь. Ты вот сам запутался и меня теперь запутал.

– Жизнь моя, – повторил Василий без эмоций, – со мной играют шутку, злую шутку. Объявили меня сегодня умершим. А я, видишь, живой.

– А с чего ты взял, Василий, что ты живой? Лежишь вон в гробу, спишь, отдыхаешь.

– Так это я… «Действительно, глупый поступок», – подумал Вася.

– Это я так, развлекался…

– Вот послушай, Василий, в общем-то не простой у тебя выбор: либо в дальнейшем тебе придется доказывать, что ты живой, либо просто признай, что ты умер и начнешь жизнь сначала. Вот тебе все, как будет, без прелюдий.

В темноте ничего не изменилось, но возникло ощущение, что это нечто, с которым только что общался Василий, ушло или улетело. Он поднялся, отряхнулся, будто лежал в каком-то пыльном месте, и отправился спать в свою комнату.

Проснувшись утром, Василий оделся и пошел умываться. Он прошел мимо сестер и матери, ничего им не говоря. После он зашел на кухню, где его мать и две сестры сидели и что-то считали, записывая на бумаге.

– Что считаете? – спросил Василий.

Ответа не последовало. На него вообще не обращали внимания, будто его и не было.

– Ладно, я понял. Берите мою долю и делайте с ней, что хотите, если вопрос ставится таким образом.

Никакой реакции все равно не последовало.