Майкл Коннелли - Потаенный свет

– Она сказала, что один номер из нашего списка – такой же, как в другом списке, а этого не может быть.

– Что-то я не улавливаю.

– Я и сам плохо понимаю, что к чему. Вот как она объяснила… Номер и серия одной из сотенных бумажек, записанные банком Лос-Анджелеса, совпадают с номером и серией другой сотенной, которую изъяли в ходе операции за шесть месяцев до налета на съемочную площадку. Тогда обчистили один банк, а грабителю, помимо всего прочего, досталась и подложенная пачка денег.

– Где находится банк?

– Кажется, в Марина-дель-Рей, точно не помню.

– Тут что-то не вяжется. Грабитель мог потратить эту сотенную, она пошла в оборот, потом попала в банк Лос-Анджелеса и оказалась одной из тех банкнот, которые составили два миллиона.

– Да, это я сказал Джеку, но он и слушать не стал. Оказывается, агентша объяснила, что в Марина-дель-Рей ворюгу застукали на месте и нашли на нем подложенную пачку денег с записанной сотней. Сейчас он мотает срок в федеральной тюрьме, а сотенная хранится как вещдок.

Я выслушал Кросса кивая, словно утрясал информацию в голове.

– Иными словами, агентша заявила, будто банкнота в сто долларов из вашего списка не могла находиться среди тех, что доставили на съемочную площадку, потому что сотенная с аналогичным номером уже хранилась вместе с другими вещественными доказательствами по делу ограбления банка в Марина-дель-Рей.

– Точно! Эта настырная тетка даже в хранилище съездила посмотреть, на месте ли сотенная. На месте.

Я старался сообразить, что бы это все значило, если вообще что-либо значило.

– Как вы с Джеком использовали информацию?

– Считай, никак. Что мы могли сделать? Список-то длиннющий, шесть страниц. Мы решили, что ошибка вышла. Клерк, который номера записывал, что-то перепутал. А тут как раз новое дело подвалило. Джек, правда, обещал, что сообщит в банк Лос-Анджелеса и во «Всемирное страхование», но я не знаю, сделал он это или нет. Вскоре мы в заваруху попали, в «У Ната». Джека ухлопали, а я на больничную койку загремел. Тем все и кончилось… пока я снова не вспомнил об Анджелле Бентон и не позвонил тебе. Ни с того ни с сего то одно вспоминаю, то другое.

– Понимаю. Как звали тетку-агентшу?

– Извини, Гарри, не помню. Может, Джек вообще ее не назвал.

Я лихорадочно раздумывал, не та ли это ниточка, за которую следует ухватиться. Киз Райдер сказала, что над делом работают. Очевидно, «люди, которые не церемонятся», – люди из ФБР.

Кросс заговорил снова:

– Я так Джека понял, что она по собственному почину над номерами размышляет. Свою личную программу разрабатывает, и не на служебном компьютере. Что-то вроде хобби.

– А других свидетельств, что ходят помеченные банкноты, не было? До ее звонка?

– Нет… Хотя постой… Упоминали, будто нашли одну, вскоре после ограбления «Эйдолона».

– Где?

– На банковском депозите, кажется, в Финиксе. Память у меня совсем дырявая стала – как швейцарский сыр. Депозит какого-то предприятия, где наличными расплачиваются, как в ресторане. Джек поехал в Финикс. Но выяснить, откуда эта сотенная и как попала на депозит, не сумел.

Память возвращалась к Кроссу, но полагаться на нее целиком нельзя. Без «убойной книги» – так мы называли документацию по делу – мне далеко не уйти.

– Спасибо тебе, Ло. Если еще что-нибудь вспомнишь, пусть Дэнни мне звякнет. Но я в любом случае скоро навещу тебя.

– И не забудь захватить…

– Захвачу, обязательно захвачу. Ты твердо убежден, что тебе больше ничего не нужно? Может, все-таки адвоката пригласить?

– Нет, Гарри, никаких адвокатов. Во всяком случае, пока.

– А если мне поговорить с Дэнни?

– Не надо.

– Точно?

– Да.

Я помахал рукой на прощание и вышел из спальни. Мне хотелось побыстрее сесть в машину и записать то, что я узнал о звонке сотрудника ФБР Джеку Дорси. Но в гостиной меня ждала Дэнни Кросс. Она сидела на диване и осуждающе смотрела на меня.

– Ты бы включила ему судебный канал. Самое время.

– Успею.

– Как знаешь. Ну, я поехал.

– Хорошо, если бы ты больше не возвращался.

– Как получится.

– Разве ты не видишь, что он едва держится – и физически, и психически? Спиртное плохо на него действует. Он потом несколько дней не может прийти в себя.

– А мне показалось, что глоток-другой только на пользу.

– Приезжай завтра пораньше. Сам увидишь.

Я кивнул. Она была права. Я провел с паралитиком полчаса, а ей предстояло жить с ним всю оставшуюся жизнь.

– Он говорил, что хочет умереть? А я не даю – из-за денег? – вдруг произнесла Дэнни.

Я заколебался, но кивнул.

– Жаловался, что я с ним плохо обращаюсь?

– Да.

– Он всем это говорит. Всем, кто его навещает.

– Он прав?

– Насчет того, что хочет умереть? День на день не приходится.

– А насчет того, что плохо с ним обращаешься?

Дэнни отвернулась.

– Ты не представляешь, как тяжело с ним. Он несчастный человек. Всю свою горечь вымещает на мне. Один раз я не выдержала, выключила телевизор. Он заплакал, как ребенок. – Дэнни поглядела на меня. – Я так лишь раз поступила и жалею об этом. Не знаю, что на меня нашло. Никогда не прощу себе, никогда!

Я старался заглянуть ей в глаза, но она закрыла лицо руками и пальцами теребила кольцо. Нервы у Дэнни сдали. Я видел, как задрожал ее подбородок и потекли слезы.

– Я не знаю, что мне делать, – прошептала она.

Я тоже не знал. Только знал, что надо убираться.

– Не знаю, Дэнни. Не знаю, что мы можем сделать.

Ничего другого мне не пришло в голову. Я вышел на улицу и зашагал к машине, чувствуя себя трусом, оставляющим двух несчастных людей одних в пустом доме.

Корабли тонут не столько от болтанки, сколько от болтовни. Версия, которую четыре года назад выдвинули и разрабатывали Кросс и Дорси, была нехитрая. По их убеждению Анджелла Бентон в силу служебных обязанностей знала о двух миллионах, которые должны быть доставлены на место съемки фильма, и случайно проговорилась или намеренно сообщила об этом преступникам. Ее болтливость повлекла за собой ограбление, а следовательно, и ее собственную гибель. Бентон могла стать важным свидетелем, и преступники решили ее убрать, чтобы замести следы. Поскольку женщину убили за четыре дня до ограбления, двое сыщиков посчитали, будто она оказалась связанной с преступниками помимо своей воли. Тем не менее она была виновницей утечки информации, позволившей совершить ограбление, и подлежала устранению, прежде чем она поняла, что́ натворила. Причем подлежала устранению таким способом, который не возбудил бы подозрений в связи с готовящейся перевозкой большой суммы наличности. Значит, психосексуальные приметы преступления – порванная одежда, следы мастурбации – всего лишь ширма.