Олег Пряничников - Моя женщина. Повести и рассказы

– Тогда пройдёмте в наш, с моим помощником, кабинет. Лейтенант, пошли.

Следователь и Анна Ивановна стали подниматься по широкой лестнице на второй этаж.

– Я догоню, Игорь Николаевич!

Меркулов подскочил к дежурке. Дежурный капитан, сидящий за стеклянно-пластиковой перегородкой, тщательно причёсывал свои жидкие волосы.

– Эх! – с досадой выпалил Меркулов, оценивающе глядя на себя в отражающую перегородку. Он был одет в новую футболку и модные джинсы. – Боюсь, сорвётся нынче вечером моё свидание с прекрасной Элеонорой. Между прочим, учительницей русского языка и литературы.

– Ну и плюнь! – рыжий капитан хмыкнул. – На наш век этих Элеонор хватит. А вообще, Сергей, ты прав. С такой работой не то что личной жизни нет, её нет в принципе. На жизнь у нас, ментов, времени не хватает. Уйду я из органов. Вот сделаю одно дело и уйду.

– Бежишь с корабля? Кстати, давненько я тебя не видел. Болел?

– В отгулах был.

– Ну вот, а говоришь, времени на жизнь нету. Дай-ка причесаться. – Меркулов протянул руку в квадратное окно за расчёской.

– Не брезгуешь? Ну, подожди, я хотя бы волосы свои с расчёски уберу. Что за напасть: с детства, понимаешь, слабые волосы, чем я их только ни укреплял.

– Я не брезглив, Валера, не брезглив. Давай скорей. – Меркулов буквально выхватил у дежурного капитана из рук пластмассовую расчёску, оперативно навёл марафет на своей голове и рванул вверх по лестнице.

– А расческу вернуть?! Сергей! – крикнул было капитан ему вслед, но тут же махнул рукой. – Да и чёрт с ней.

Пышущий здоровьем лейтенант взлетел по лестнице, но в кабинет вошёл бесшумно, словно кошка, и тут же занял место за вторым столом. Так же бесшумно он, раскрыв свою неизменную папку, приготовил бланки для протокола, ручку и принялся записывать.

У Анны Ивановны Кучилиной начался разговор с Зацепиным.

– Анна Ивановна, как вела себя ваша дочь в последнее время?

– Бросив учёбу в институте, Ниночка совсем отбилась от рук. Работать она не хотела. Отец её, мой бывший муж, подкидывал ей денег, да и я всё время работала на двух, трёх работах. Ниночка ни в чём не нуждалась, но все свои карманные деньги оставляла в ночных клубах. Вот и вчера она со своей подружкой, Катей Семёновой, в этот «Улёт» в который раз пошла. Клуб это такой – «Улёт. Последний раз мне позвонила за полночь, сказала, чтобы я не волновалась, такси она вызывать не будет, но её до дому проводят.

– Кто проводит?

– Сказала, солидный мужчина, не сопляк какой-нибудь под кайфом.

– А подругу, Катю, оставила одну в клубе?

– Про подругу она ничего мне не говорила.

– Вы можете нам дать координаты Кати?

– Конечно… Улица Пушкина, дом семь, квартира девять. Ах, Ниночка, не углядела я за тобой… – Анна Ивановна вновь склонила голову, как там, у дежурки. Лейтенант Меркулов в мгновенье бросился к ней со стаканом воды.

Зацепин встал из-за стола, подошёл к окну, раздвинул массивные шторы, открыл форточку. Хотелось курить. Уже два года как он бросил, сердечко пошаливало. Да, страшное дело – потерять своего ребёнка. Он подумал о Вике, в груди что-то сжалось. И она ходит на вечеринки и в клубы, и предупреждает, и просит не волноваться. Кстати, насчёт курения…

– Если вы курите, можете курить, – обратился он к женщине, которая вроде бы успокоилась.

– Я не курю. Ниночка моя смолила, выпившей частенько бывала, но, насколько я знаю, о чести своей не забывала, всё принца ждала. Может, она в том мужике принца и увидела – раз согласилась, чтобы он её домой проводил.

– Враги были у вашей дочери?

– Насколько знаю, нет.

– Вы помните, что на ней вчера было из украшений?

– Вроде помню.

Зацепин отворил небольшой сейф, вынул из него целлофановый пакетик с драгоценностями и положил его на стол.

– Эти украшения вашей дочери? Только, пожалуйста, ничего не доставайте.

– Да, её. Золотой гарнитур. Колечко и серёжки с камушками подарил ей отец на восемнадцатилетие. А серебряный крестик на серебряной цепочке подарила я, в церкви купила. Ниночка у меня крещёная.

– Серёжа, всё записал? Что ж, распишитесь. И всего вам доброго. Если хотите, вас подвезут.

– Я подвезу, – пообещал Меркулов.

– Нет, не надо. – Женщина расписалась в протоколе. Сгорбившись, она направилась к двери. – До свидания, – попрощалась она.

– До свидания, – почти хором попрощались майор и лейтенант.

Оба устало вздохнули, когда за женщиной закрылась дверь.

– Значит, Сергей, ты как представитель молодёжи завтра отправляешься в клуб. Ты не в курсе, он только по ночам работает?

– Утром и днём. Это обычная забегаловка, Игорь Николаевич.

– Вот с утра и забежишь. Какие задавать вопросы, учить тебя не буду. А я переговорю с подругой убитой, Катей Семёновой. А теперь по домам, лейтенант.

Игорь Николаевич Зацепин сидел в мягком, удобном кресле, правда, давно уже не новом, но всё ещё мягком и удобном, под сосульчатым торшером, таким же древним, но излучающим достаточно света для чтения. Он держал в руках городскую газету и пытался читать. Строки не шли на ум.

Зацепин нервничал, теребил седые усы. Раньше, когда он нервничал, то курил одну за другой дешёвые сигареты, без фильтра, теперь же щипал свои бедные усы (что портило его внешность, о которой он вообще мало заботился). Хотя ему было всего сорок семь, внезапная смерть жены состарила его лет на десять: он стал белым, как лунь. А тут ещё волнения за пропадающую допоздна дочь!

Он в который раз набрал номер дочери и поднёс к уху мобильный. Дочь не отзывалась. Наконец щёлкнул дверной замок – заявилась Вика. Осторожно закрыв за собой входную дверь, походкой цапли она направилась к своей комнате. Не вставая с кресла, не шурша газетой, Игорь Николаевич тихо позвал:

– Доча…

Вика застыла, как вкопанная. Потом отчаянно всплеснула руками (мол, попалась, чего уж) и, виновато опустив голову, засеменила к отцу.

– Папуль, прости, – завела она заезжую пластинку. – Я у Лидки задержалась. Лидка – одноклассница моя, ну, ты её помнишь. А тут у моего мобильника ещё батарейки сели, и ни один Лидкин зарядник не подходит. Уууу! – Вика явно скоморошничала.

– Вика, – без шуток заговорил с дочерью отец. – Впредь запомни: до десяти, максимум до одиннадцати ты должна быть дома. Пойми, – выражение его лица смягчилось, – тебе всего восемнадцать. Ну нельзя же так. Ты же знаешь, как я волнуюсь.

Девчонка с белыми кудряшками на голове, в короткой юбочке, в полупрозрачной блузке, с какими-то немыслимыми бусами на шее вспорхнула и приземлилась на колени отца.

– Папуль, ну, не сердись. – Она смотрела мамиными голубыми глазами, полными кротости и невинности, смотрела так, что Зацепин сдался.

– Вика, не доставляй мне лишних хлопот. Вот только что в городе убили девушку – возвращалась поздно ночью домой.