Питер Джеймс - Кровная месть

Томас обнял мать за шею и теперь прижимал к себе, захлебываясь рыданиями, глотая обильные слезы. Пульс у нее не прощупывался, она не дышала – уже несколько часов как не дышала. Он слышал лишь голос диспетчера службы скорой помощи – далекое крохотное эхо. Томас в ярости схватил трубку.

– Я, вообще-то, учился на медицинском факультете, ты, безмозглая сучка!

Он бросил трубку и снова прижал мать к себе.

– Мамочка, не поступай так со мной! Ты же обещала, что никогда меня не оставишь! Вернись, пожалуйста, вернись, ты должна вернуться!

Он прижал губы к ее рту и постарался открыть его, но тот оставался закрытым, наглухо закрытым. Запертым на замок.

А ключи она выбросила.

Девушка улыбалась Майклу сквозь широкий прямоугольник звуконепроницаемого стекла, который разделял тесную радиостудию и не менее тесную аппаратную.

Девушку звали Аманда Кэпстик. Она работала продюсером независимой телевизионной компании, которая снимала документальный фильм о психиатрах. Двадцать девять лет, ниспадающие на плечи светлые волосы, хорошенькое личико и лукавая улыбка, которая проникает в самое его сердце.

Аманда стала первой женщиной, на которую Майкл Теннент взглянул дважды после того, как умерла его жена Кейти. А с тех пор прошло уже целых три года.

Он догадывался, почему так произошло: Аманда была немного похожа на Кейти, хотя внешне, казалось бы, являла собой совершенно иной тип. Кейти при росте пять футов девять дюймов отличалась стройностью и классической красотой. Аманда же была на добрых шесть дюймов ниже, а фигурой напоминала девчонку-подростка. И все же, когда она позвонила и попросила уделить ей полчаса, а на следующий день – это было три недели тому назад – пришла к нему в кабинет, искра снова затеплилась в сердце Майкла, хотя он и думал, что она давно уже погасла.

Кейти умела его развеселить. И Аманда тоже, по крайней мере один раз она вызвала у него улыбку.

Томас попытался не замечать девушку напротив, решив сосредоточиться на звонивших ему радиослушателях, но вдруг понял, что сегодня делает все ради Аманды Кэпстик, которая сидит за звуконепроницаемым стеклом в джинсовом костюме и белой футболке, со стильными часами на запястье.

Она стала его аудиторией. Стала еще три недели назад, хотя сегодня он и видел ее в первый раз после той коротенькой встречи. И сегодня только ее присутствие, и ничто другое, позволило Майклу забыть, пусть и на короткое время, тот кошмар, который начался со звонка одного из помощников коронера Вестминстера.

Аманда Кэпстик смотрела на сгорбившегося над своим пультом психиатра в огромных наушниках, видела выражение его лица, частично закрытого микрофоном – шаром из серой резины: глубоко сосредоточенное и серьезное, ну сли-и-ишком серье-е-езное. Доктор Теннент был красив: сквозь мужественный зрелый облик временами отчетливо проглядывали мальчишеские черты; пожалуй, к сорока годам он достиг пика привлекательности, сочетающей все преимущества юности и среднего возраста.

И одевается он соответствующим образом: костюм вроде бы непримечательный, но с модным воротником и ярким галстуком. Темно-каштановые волосы аккуратно зачесаны назад и зафиксированы с помощью геля; небольшие овальные очки в черепаховой оправе некоторые сочли бы претензией на моду, но Тенненту они придавали вид интеллектуала и… некий оттенок авантюризма.

«Ты прекрасно впишешься в мой документальный фильм», – думала Аманда. Ей импонировал этот обязательный, знающий себе цену человек. Но особенно девушке нравилась его открытость, полное отсутствие высокомерия. Столько врачей, а в особенности психиатров, уставали от своей профессии. Они, казалось, теряли интерес к пациентам, достигнув определенного предела, при котором удовлетворялись приобретенными знаниями и не желали двигаться дальше.

Доктор Теннент явно был другим. Как странно он улыбается, словно бы преодолевая какое-то внутреннее сопротивление, нарушая некий запрет. Аманда изучила его биографию и выяснила, что три года назад он потерял в автокатастрофе жену, – возможно, все еще скорбит по ней.

Еще она знала, что помимо этой программы, которая выходила в эфир на «Ток-радио» каждую среду, с семи до восьми часов вечера, доктор Теннент также вел еженедельную колонку по психиатрии в «Дейли мейл». Его особенно интересовали две патологии: обсессивно-компульсивное расстройство и дисморфофобия (научное название того, что журналисты именуют синдромом воображаемого уродства). Теннент регулярно мелькал в прессе и на телевидении: либо просто высказывал свое мнение, либо выступал в качестве эксперта на судебных слушаниях.

Три дня в неделю он принимал частных пациентов в Шин-Парк-Хоспитал близ Патни, а еще два – работал с пациентами, которых исследовали психиатры в Принцесс-Ройял-Хоспитал, больнице при Высшей медицинской школе. В упомянутом учебном заведении Теннент был почетным профессором. Он имел репутацию филантропа: делал пожертвования в пользу общественных организаций, оказывающих помощь людям, которые страдали фобиями и расстройствами. И еще он всегда шел навстречу больным: был готов снизить плату за свои услуги, если пациент не мог получить помощь Национальной службы здравоохранения или оплатить страховку.

Майклу так и не удалось узнать секрет, как устроиться поудобнее в этой студии-живопырке. Тут либо стояла такая жара, что с него пот катил градом, либо от усиленно работающего кондиционера начинали слезиться глаза. Плохо пригнанные наушники постоянно соскальзывали. Кофе с каждым днем, казалось, становился слабее, а одноразовые стаканчики все сильнее воняли пластмассой. Да еще вдобавок у Майкла постоянно возникало искушение щелкнуть одним из выключателей пульта; ему стоило немалого труда не отвлекаться на качающиеся стрелочки – индикаторы громкости, не прикасаться к микрофону или к пульту, где висело написанное от руки предупреждение: «НЕ ВЫКЛЮЧАТЬ!»

Как правило, во время эфира Майкл не нервничал: просто расслаблялся, настраивался на работу и делал все, что в его силах, чтобы помочь людям в стрессовой ситуации, которые не знали, к кому еще обратиться за помощью. Но сегодня вечером его отвлекала Аманда. И еще доктор Теннент никак не мог выкинуть из головы страшную новость: одна из его пациенток, актриса, совершила самоубийство. Стало быть, он недоглядел, что-то упустил – Майкл чувствовал себя виноватым в случившейся трагедии.

Обычно ему казалось, что час передачи пролетал стремительно, но сегодня время ползло как черепаха. Вопросы задавали трудные, а он, пытаясь играть на публику и желая произвести впечатление на Аманду, утратил непосредственность и теплоту, обычно свойственные ему при общении с радиослушателями.