Питер Джеймс - Кровная месть

«Вот бедняга, каково-то ему теперь?» – спрашивал себя Майкл.

Ох уж это место. Лестница. Многоэтажная парковка. Серый железобетон. Использованные шприцы и разорванные упаковки от бургеров. Запах мочи. Лампы в потолке сквозь фильтр дохлых мух и пыли выдавливают из себя слабые лучи света.

Это место не вызывало у Тины Маккей особой неприязни по утрам, когда вокруг непременно были люди, а естественного света хватало, чтобы разглядеть граффити. Другое дело по вечерам, в сумерках или темноте: декорации парковки распаляли воображение, вызывая самые разные мысли, которые ей хотелось прогнать прочь.

У Тины за спиной хлопнула дверь, заглушив рычание машин на улице Хай-Холборн своим пустым, раскатистым грохотом, и девушке показалось, будто она стоит внутри барабана. Потом, шарахаясь от каждой тени и невольно вспоминая газетные репортажи о расчлененных трупах, она стала подниматься по лестнице – надо было преодолеть пять пролетов. Именно этот отрезок дороги домой она ненавидела всей душой. Но сегодня Тине было о чем подумать, чтобы отвлечься от мрачных мыслей.

Сегодня она идет на свидание!

Тина прикидывала, что наденет, стоит ли помыть голову, и пришла к заключению, что времени на это уже нет.

Она продолжала перебирать в уме: сумочка, помада, духи. Туфли?

«Черт! Я забыла взять из ремонта черные замшевые туфли! Они бы идеально подошли к сегодняшнему наряду, а теперь придется срочно что-то придумывать.

Черт возьми, ну надо же было так лохануться!»

Кто-то выдернул из-под нее день, словно громадный ковер. Такое случалось нередко, время просто заканчивалось, груды рукописей копились, листы становились длиннее, и она не успевала отвечать на неуклонно растущее число звонков. Но сегодня Тина решила забыть обо всем этом. Сегодня она почти не боялась эха собственных шагов, обычно так пугавшего ее на пустой лестнице. Сегодня она думала о Тони (достопочтенном Энтони!) Реннисоне. О таком правильном, серьезном, интеллигентном мужчине, застенчивом и забавном.

Она явно ему нравилась.

И он ей тоже нравился. Обалдеть!

И внезапно Тина Маккей, которая всегда вела себя так, будто она старше, чем на самом деле, снова превратилась в девчонку. Две недели назад, еще до их знакомства с Тони, прежде чем он в первый раз пригласил ее на свидание, она была тридцатидвухлетней женщиной, которая держалась так, будто ей все сорок два. Или, может, даже пятьдесят два.

У Тины, невысокой, коротко стриженной шатенки, было приятное лицо: простое, но не лишенное привлекательности. Благодаря манере одеваться и держать себя она производила на окружающих впечатление очень надежного человека. Люди инстинктивно доверяли Тине: в школе она неизменно была старостой, а теперь стала шеф-редактором «Пелхам-Хауса», одного из крупнейших лондонских издательств. Она основательно перешерстила отдел беллетристики и обновила перечень выпускаемых там книг, а теперь вплотную занялась переживавшими кризис научно-популярной и документальной литературой.

Но сегодня Тина чувствовала себя школьницей, и бабочки в ее душе все сильнее махали крылышками с каждым шагом, приближавшим ее к машине, к дому.

К свиданию.

Принадлежавший Тине «гольф» со сломанным глушителем стоял на своем месте в дальнем углу, его багажник торчал под гигантской трубой отопления, которая в сумерках походила на какое-то притаившееся в засаде хищное животное. Автомобиль приветствовал появление хозяйки резким гудком и подмигиванием фар. Тина немного удивилась, когда, открыв дверь машины, увидела, что лампа в салоне не загорелась.

Она села, пристегнулась ремнем безопасности. Но когда вставила ключ в замок зажигания, внезапно открылась задняя дверь, и какая-то высокая фигура уселась на пассажирское место.

Мужской голос, отрывистый и уверенный, где-то совсем рядом, в считаных дюймах от ее лица, произнес:

– Помните меня?

Она замерла.

– Я Томас Ламарк. – Мужчина говорил так, будто у него во рту перекатывался ледяной кубик. – Ну что, вспомнили?

«Господи боже! – подумала Тина, пытаясь сообразить, что происходит. В машине сильно пахло одеколоном „Живанши“. Тем же одеколоном пользовался и тот, кто пригласил ее на свидание. – Неужели это Тони придумал какой-то розыгрыш? Нет, голос другой». Низкий голос звучал спокойно и уверенно. В нем слышалась холодная красота. Леденящая, почти поэтическая.

Пальцы девушки нащупали дверную ручку.

– Нет, – ответила она. – Извините, но не припоминаю.

– Вы должны помнить мое имя. Томас Ламарк. Вы отвергли мою книгу.

Никого поблизости не было. Охранник сидел в будке пятью этажами ниже.

– Вашу книгу?

Лица собеседника Тина не видела: говорила с силуэтом – высоким, стройным силуэтом.

– Да, вы ее отвергли.

– Извините, – сказала она. – Я… ваше имя ничего мне не говорит. Томас Ламарк?

– Вы еще написали мне письмо. Оно у меня с собой.

Тина услышала шуршание бумаги, потом его голос:

– «Уважаемый мистер Ламарк! Спасибо, что прислали нам рукопись своей книги „Авторизованная биография Глории Ламарк“. После внимательного прочтения мы вынуждены с сожалением сообщить Вам, что не сможем ее опубликовать. Надеемся, что в других издательствах Вас ждет успех. Искренне Ваша, Тина Маккей, шеф-редактор».

Наступило молчание. Тина прикидывала, есть ли у нее шансы открыть дверь и броситься наутек.

– Это ваше сожаление, Тина, оно искреннее? Вы и вправду сожалеете? – спросил он и добавил: – Мне нужно знать. Для меня это очень важно.

Тут стояли и другие машины.

«Через минуту-другую может кто-нибудь появиться, – подумала она с надеждой. – Постарайся выиграть время. Он псих, и этим все объясняется. Просто псих».

– Вы хотите, чтобы я перечитала рукопись еще раз? – Голос ее звучал тоненько, испуганно.

– Да вроде как перечитывать уже поздновато, не правда ли, Тина?

– Видите ли, мы используем сторонних рецензентов. Я… наше издательство получает очень много рукописей, иной раз до двух сотен в неделю, так что все я просто физически не могу прочесть.

– И моя рукопись показалась вам недостаточно важной, так?

– Нет, я не это имела в виду.

– А я думаю, именно это, Тина. Я вложил в книгу немало труда, но вы решили, что ее вполне можно не читать. Это биография моей матери, Глории Ламарк.

– Глории Ламарк? – повторила девушка, и горло ее перехватило от страха.

– Вы никогда о ней не слышали?

Вопрос прозвучал презрительно и агрессивно одновременно.

– Я… послушайте, мистер Ламарк… А давайте вы оставите мне рукопись, и я внимательно прочту ее, обещаю.

Тут его тон неожиданно потеплел, и на мгновение надежда вернулась к ней.

– Знаете что, Тина? Я бы очень хотел это сделать. Правда. Вы должны мне верить, я говорю искренне.