Игорь Костюченко - Враг генерала Демидова. Роман

– Или… нам не по пути?

Капитан не ответил, внимательно разглядывал Инина.

Инин подумал, что, наверное, вот и этот капитан, бывалый фронтовик, презирает его за интеллигентскую слабость. Нет, надо было бы в Орше заменить Майер карбюратор.

– Закурим? – протянул Инин капитану пачку столичных папирос.

– Не откажусь, благодарю, – капитан взял пачку, выбрал папироску. Инин щелкнул зажигалкой, дал прикурить. Капитан протянул пачку военкору.

– Нет, нет, оставьте себе, пожалуйста, – поспешно запротестовал Инин.

– Спасибо, – капитан спрятал папиросы за борт шинели.

– Вам спасибо, выручили.

Молча покурили.

Напоследок затянувшись душистым дымком, Инин взялся за дверцу.

– Пора. Ну, как хотите. Еще раз спасибо за помощь… Звягинцев, поехали…

– Хорошо. Я с вами, – неожиданно сказал капитан и оказался в салоне «эмки» рядом с Ининым.

Машина рванулась с места.

Трясясь на ухабах, Инин выдержал недолгую паузу и протянул руку капитану.

– Военкор Инин. Будем знакомы.

– Женя, – вдруг неожиданно открыто и просто улыбнулся капитан, пожимая широкую, пухлую ладонь военкора. Инин улыбнулся капитану в ответ и подумал – сколько хороших, душевных людей встретилось ему на фронтах за эти четыре года войны. И этот вот капитан из таких – сразу видно: из тех, кого Толстой еще описал. Настоящий русский солдат, рядовой труженик войны, на которых все наши успехи на фронтах держатся. Инину захотелось сказать капитану что-то очень теплое и дружеское, но он никак не мог догадаться – какое слово подобрать, о чем спросить. И военкор решил пока не изводить своего попутчика тьмой вопросов. Лучше о себе сказать.

– Вот в командировку… снова… к Демидову, – будто невзначай заметил он.

– И я к нему, – сказал капитан Женя.

Инин понятливо кивнул, продолжал.

– Сколько знаю Демидова, столько и удивляюсь. Какая у него интуиция! Какой дар предвидения! Нанести врагу удар там, где он и не ожидает. Вот этот город, куда мы едем… Ни одного дома, говорят, наши при штурме не разрушили. Мог Демидов применить тяжелую артиллерию, авиацию… Но нет! Знал командарм Демидов – старинный город, имеет громадное культурное значение для человечества. И маневром выбил фашистов вон. Да, это в его стиле, Демидова. Маневром он гитлеровцев бьет, по-богатырски. И армия у Демидова – чудо-богатыри. Настоящие сталинцы! Вот и вы, верно, Женя, тоже… демидовец? Давно с генералом служите?

– Порядочно.

– С сорок второго? Со Сталинграда?

– Раньше.

– Да что вы? Очень интересно! Так вы, может, его еще в начале войны знали. Какой он тогда был, Демидов? Решительный, боевой?

– Даже слишком…

– Отличный материал! Вы не представляете, Женя, как мне с вами повезло. Я же очерк о вашей армии пишу. По заданию Главпура. Вы мне расскажите… о вашем боевом пути… о себе… о Демидове…

Инин схватил свою полевую сумку, торопливо выдрал из нее объемистый блокнот, фотоаппарат-«лейку».

– Звягинцев, останови на минуту, – коротко приказал военкор водителю.

Машина остановилась.

– Позвольте мне вас сфотографировать.

– Зачем? – спокойно спросил капитан. Он пристально, в упор смотрел на Инина тем же цепким, внимательным взглядом, какой так озадачил и даже немного обидел военкора чуть ранее.

– Для очерка, – смутился, сам не зная почему, Инин.

– Извините, это совершенно лишнее, – улыбнулся капитан и, подхватив свою трость, вышел из машины.

Инин опешил. Повертел в руках «лейку». Бросился вон из машины.

– Подождите, Женя! Товарищ капитан! Только один вопрос! – закричал Инин.

Капитан остановился, обернулся.

Инин подбежал, отдуваясь, к нему.

– Скажите хоть… пожалуйста… вы в каких войсках… под началом Демидова… и вообще… где служили?

– В пехоте.

– А потом?

– В разведке, – коротко бросил капитан Женя и пошел прочь.

Инин постоял у обочины – смотрел вслед новому знакомцу, как тот размеренно уходил к видневшемуся у въезда в город полосатому шлагбауму КПП. Вернувшись к «эмке», сказал Звягинцеву:

– Странный какой-то этот капитан, вроде не в себе…

– Контуженный, – уверенно сказал Звягинцев, врубая первую передачу, – Из госпиталя в часть добирается.

– Ты с чего взял?

– А вы, товарищ военкор, его трость видели?

– Да.

– Не иначе в госпитале выдали… Красивая вещь, заграничная, – мечтательно заметил Звягинцев, старательно объезжая глубокую воронку на шоссе.

Он шел по Кальварийской улице, обходя на тротуарах загромоздившие их телеги, с которых валились на мостовую ошметки сена, миновал колонну армейских грузовиков с рваными тентами, полевые кухни, возле которых усатые повара щипали лучины. Шел и наблюдал за тем, как отражались в высоких окнах домов, вздымавшихся по обе стороны улицы отвесными стенами, красноватые отблески – в витражных стеклах плавился закат.

Он помнил эти дома. И радовался, что они и остались такими прежними, целехонькими, несмотря на страшную войну, которая смела уже многое с этой земли. Он дорожил ими все эти годы, бережно хранил в своих воспоминаниях эти фасады, причудливо декорированные по прихоти первых хозяев, облицованные холодным серым гранитом или теплым палевым песчаником. Возле парадного с ажурной решеткой, над которой несли бессрочную вахту два стража – полуголые, мускулистые каменные великаны с венками на курчавых головах, он когда-то покупал у пожилой дамы с сонной левреткой первые фиалки, одуряюще пахнувшие дешевым одеколоном.

А у дома, над карнизом которого была выписана фреска – на ней шествовала в вечность вереница господ в многоцветных средневековых одеждах, с пажами, шутами, гончими псами, оруженосцами и любовницами – он впервые увидел Джан.

Что она здесь делала? Кажется, навещала подругу. Или нет. Здесь жила Зинаида Захаровна. Как он мог это забыть? Зинаида Захаровна Бурцева, вечная оптимистка и питерская консерваторка, из бывших. Волей судьбы после всех передряг своей бурной жизни очутилась она в этом городе одна, как перст, без семьи. Она честно отрабатывала свой паек в Доме офицеров и для приварка давала приватные уроки пения женам и дочерям красных командиров. Она же тянула лямку концертмейстера в оперном театре. От театра до дома с фреской было недалеко – рукой подать. Пройти шагов полтораста – да за угол повернуть.

Пройдя эти полтораста шагов, он остановился на углу. Оглянулся, чтобы посмотреть с этой точки на прямую, как стрела, перспективу главной улицы города. И услышал голос за спиной.

– Ваши документы, капитан.

Перед ним стояли трое – впереди молодцеватый, опоясанный портупеей лейтенант с тонкой шеей, с квадратными усиками на гладко выбритом лице, за ним – двое автоматчиков.