Валя Шопорова - Тени. Книга 2. Что, если у каждого есть второй шанс?

На улице было зябко и мокро, туманно. Лёгкая кожаная куртка не грела, как не кутайся. Натянув ворот повыше, застегнувшись до конца, девушка побрела по пустынным улицам – за всё время ей встретились лишь четверо прохожих, двое из которых были дворниками.

Она знала, куда идти: путь был не близкий, но и не настолько далёкий, чтобы заставить её воспользоваться такси. Через полчаса, опоздав на семь минут к намеченному времени, она была на месте. Мост над Сеной – прекрасное место для прощания с прошлым и 4:27 на часах – идеальное время – время психов и поэтов, но Хенси не намерена была прыгать в эту мутную, кажущуюся слишком чёрной и зловещей воду. Это было всего лишь красивым жестом, идеальным прощанием.

Девушка вздохнула, потёрла озябшую ладонь и открыла бутылку, прикладываясь к ней, опустошая залпом на четверть. Ей хотелось напиться как можно быстрее, ощутить этот приятный «огонь» в своих замёрзших венах. Ром не заставил себя ждать…

Через минут десять Хенси уже прилично захмелела, она улыбалась, глядя в ночное небо, где ещё не было видно света рассвета, но он уже ощущался.

«Новый день, – думала она, впиваясь взглядом в низкие тучи. – Вот-вот настанет новый день, что ж, пора…».

Развернув свёрток, девушка достала оттуда урну с прахом – с прахом единственного друга и, пожалуй, единственного человека, который её на самом деле понимал.

«Но не срослось», – подумала она, ставя сосуд на широкие перила.

– Поверь, – тихо сказала она, – так будет лучше, – девушка вновь устремила свой взгляд в небо, щурясь, сжимая механическими пальцами горло бутылки. – Я спасла тебя, спасла от самого себя, – продолжала она странный диалог с тем, кто её уже никогда не услышит. – Если бы меня кто-то так спас, я была бы благодарна…

Она сделала долгую паузу, думая о чём-то своём, поднося бутылку к губам и делая большой, особенно горький и жгучий глоток, жмурясь.

– Но меня не спасли, – грустно констатировала она. – Даже я сама не смогла себя спасти. Поверь мне, Себастьян, я тоже хотела уйти, но старушка-смерть не хочет меня, не хочет, вот и всё! – она развела руками и пьяно рассмеялась.

Это выглядело ненормально и жутко, здоровый человек не мог так смеяться, не мог обладать таким взглядом, но Хенси и не претендовала на звание «здоровой», она просто была собой… Той собой, которой её сделала когда-то, растоптав на пустыре между гаражами, бросив гнить в мягких стенах психиатрической больницы, вынудив на убийство, во имя защиты своей уже несуществующей чести, отняв у неё последнюю надежду на счастье, когда она в него почти поверила…

– Просто, Себастьян, – продолжила Хенси. – Жизнь – это дерьмо, дерьмо и боль. Как-то так получается, что, если ты сам всё не испортишь, кто-то непременно тебе поможет. Может быть, ты имеешь право злиться на меня за то, что я отняла у тебя то, что ты называл жизнью. Имеешь право, – Хенси хмыкнула и сделала глоток. – Но, прошу, не снись мне. В призраков я не верю, а «духов памяти» мне и без тебя хватает…

Вновь воцарилась тишина, молчание. Спустя, наверное, минут пять, Хенси вновь заговорила, поднимая бутылку, как для тоста:

– Что ж, Себастьян, дорогой мой мальчик, выпьем же за твой покой, ты его заслужил!

Слишком широко, для подобной ситуации, улыбнувшись, девушка отпила рома, сделала слишком большой глоток, от которого горло начало щипать, и поднесла бутыль к урне.

– За тебя! За нас! За то, чтобы хоть кто-то обрёл этот пресловутый покой…

Она чокнулась с урной, не рассчитывая силу. Сосуд задрожал, «затанцевал» на месте, опасно наклоняясь. В самый последний момент девушка успела схватить его, удержать от падения в «чёрную бездну» Сены.

– Рано ещё, мой мальчик, – пьяно, слишком ласково сказала она, поглаживая бок урны. – Рано… Не нужно от меня убегать, я тебя и так отпущу, только поговорю с тобой по душам. Знаешь, – она вздохнула и вновь уставилась в ночное небо, – мне так не хватает наших разговоров и твоего наивного оптимизма… Ты был хорошим мальчиком, очень хорошим. Но тебе, отчего-то, с самого детства везло не на тех людей…

Она ещё долго что-то говорила, молчала и вновь говорила, смеялась, почти плакала, улыбалась и материлась, говорила добрые слова и ругала: себя, жизнь, всех.

Прошло не меньше часа прежде, чем всё было сказано, прежде, чем закончились слова и, казалось, кончились эмоции, которые, то накрывали Хенси с головой, то являлись самым недоступным дефицитом, самым недосягаемым.

– Что ж, – она вздохнула, выпуская облачко пара изо рта. Вдалеке уже начал рождаться едва заметный рассвет. – Думаю, мы сказали друг другу, всё, что хотели, – она болезненно улыбнулась, изогнула губы. – Ты сказал всё ещё тогда, я сейчас… Думаю, нам пора прощаться.

Выдохнув, взглянув на остатки рома, которые плескались на дне бутылки, девушка сняла с урны крышку, несколько секунд посмотрела на серый прах, который некогда был живым человеком.

«Какая ирония, – думала она. – Ты пережил всё, ты верил в лучшее, а я нет… Нет… и никогда. Но вот сейчас я жива, я стою здесь, на этом мосту, на твоей родине, а ты… А ты, мой милый мальчик, ты сейчас лишь прах, пепел. Тебя больше нет. Надеюсь, ты рад тому, что хоть в самом конце, хоть посмертно вернулся на родину. Прощай, Себастьян».

Она наклонила урну и, помедлив несколько секунд, вытряхнула содержимое, сбрасывая его вниз, пуская по ветру, который подхватил прах мальчишки, рассеивая его в воздухе, опуская на черную гладь реки, что едва слышно плескалась внизу.

Внезапно налетевший порыв ветра рассеял остатки праха, унёс далеко и навеки, навсегда стирая из памяти мира того, кто когда-то ходил по этой земле, жил и верил, дышал, на что-то надеялся. Поправив растрепанную ветром чёлку, Хенси закрыла крышку урны, поставила её на перила. Помедлив несколько мгновений, она положила ладонь на бок сосуда, погладила, а затем толкнула, опрокидывая его вниз. Негромкий удар урны о воду заставил её едва заметно улыбнуться. Это был конец, очередной конец некой истории, чьей-то жизни, которая так или иначе была связана с ней, с Хенси, что, собственно, её и сгубило.

«Мог ли ты жить, не будь меня? – думала она, закуривая. – Наверное… Жил бы себе и дальше у Тимоти или ещё кого-нибудь, шарахался всех. Может быть, вновь оказался в борделе, на панели… Ты был слишком хорошим, ты был ангелом, а я… – она тяжело вздохнула и вновь крепко затянулась дымом, удерживая его в лёгких и выдыхая вместе со словами: – Ты был ангелом, Себастьян, а я – дьявол, таким, как ты, не место рядом со мной. Рядом со мною может быть лишь кто-то такой, кто пал также, как я. И это ни разу не ты. Извини, что не смогла объяснить тебе этого, а поступила так, как поступила. В конце концов, я предлагала тебе уйти. И Бруно предлагала… – она сделала паузу, щурясь, задумываясь. – Но он не ушёл и нашёл свой бесславный, совершенно не героический конец. И ты, мой мальчик, пошёл по его стопам. Запомни, Себастьян, есть такие люди, которых нельзя спасти, есть такие люди, которых опасно любить».