Том Клэнси - Государственные игры

– Если воюешь – то только со мной, – предупредил Хаузен.

– Я понимаю, Хасье, – успокоил того собеседник. – Alors «Alors – послушай (фр.)», по правде говоря, я всегда старался держаться подальше от девочек-подростков. Столько проблем. Ну, ты понимаешь.

Хаузен разглядывал линолеум на полу, но перед его глазами стоял молодой Жерар Дюпре. Подлый, безжалостный, исходящий злобой. Но сам он не может себе позволить поддаться гневу. Даже в ответ на расчетливые угрозы в адрес его девочки.

– Так ты собрался меня судить? – спросил Хаузен, с трудом заставляя себя успокоиться. – Как бы больно я не упал, ты упадешь больнее.

– О, я так не думаю, – возразил Дюпре. – Видишь ли, в отличии от тебя, я накладывал слой за слоем преданных услуг, которые отделяют меня от моей деятельности. Фактически, мною создана империя из доверенных лиц, которые мыслят так же, как и я. Я даже нанял человека, который помог мне отследить жизнь и деяния Рихарда Хаузена. Его уже нет в живых, но он успел снабдить меня массой сведений о тебе.

– Существуют еще законы, – заметил Хаузен. – И существует множество способов сделать кого-то соучастником.

– И кому это лучше знать, как не тебе? – ехидно уточнил Дюпре. – В любом случае на это парижское дело вышел срок давности. Сам закон теперь уже не станет трогать ни тебя, ни меня. Но подумай, что будет с твоей репутацией, если об этом узнают люди? Если начнут появляться фотографии о той ночи?

Фотографии? Хаузен задумался. Камера – неужели они могли попасть в кадр?

– Мне хотелось, чтобы ты просто знал о моих планах тебя уничтожить, – продолжил голос в трубке. – Я хочу, чтоб ты думал об этом. Чтоб ты этого ждал.

– Не выйдет, – ответил Хаузен. – Я найду способ, как с тобой справиться.

– Возможно, – согласился Дюпре. – Но ведь тогда все равно останется эта прелестная тринадцатилетняя танцовщица. Хоть я лично и зарекся иметь дело с малолетками, но отдельные члены моей группировки…

Хаузен нажал кнопку и отключил телефон. Он засунул его обратно в карман и повернулся лицом к холлу. Изобразив вымученную улыбку, он поинтересовался у ближайшего служащего, как пройти в туалет. Затем он махнул рукой Лангу, чтобы тот забирал всех вниз, не дожидаясь его самого. Ему необходимо было уединиться, хоть чуть-чуть подумать о том, что делать дальше. Зайдя в туалетную комнату, Хаузен склонился над раковиной. Он набрал в ладони воды и окунул в них лицо. Вода медленно стекала в раковину. Даже когда ладони остались пустыми, он так их и не отвел от лица.

Жерар Дюпре.

Имя, которое он надеялся больше не услышать никогда в жизни, лицо, которое он не желал бы увидеть даже мысленным взором.

Однако он возвратился, возвратился и сам Хаузен – обратно в Париж, в самую мрачную ночь в его жизни, полную страха и чувства вины, позабыть о которых он не мог на протяжении долгих-долгих лет.

Так и не оторвав лица от ладоней, Хаузен заплакал. И это были слезы страха и…, стыда.

Подбросив Билли до школы и дав себе пару минут передышки, чтобы немного отойти от “яростной битвы” на игровом автомате, Роджерс позвонил по установленному в машине радиотелефону Дарреллу Маккаски. Офицер связи между Оперативным центром и ФБР уже выехал на работу, и Роджерс отловил его тоже в автомобиле. Генерал отнюдь не удивился бы, окажись они во время разговора где-то совсем рядом. Он все больше убеждался, что все эти чудеса техники – не что иное, как чей-то способ получать тысячи долларов за продажу двух пустых консервных банок с проволокой между ними. Правда, эти консервные банки были снабжены шифраторами, которые изменяли частоту передачи разговора на одном конце линии, а затем превращали его в нормальный голос на другом. Сигналы, случайно услышанные с постороннего радиотелефона, казались бы полной бессмыслицей.

– Доброе утро, Даррелл, – поздоровался Роджерс.

– Доброе утро, генерал, – ответил тот недовольным голосом, как это случалось у него по утрам. – И не спрашивайте меня про вчерашний волейбол. Наши продули министерству обороны.

– Ладно, не буду, – пообещал ему Роджерс. – Послушайте, я тут кое-что накопал и хотел бы, чтобы вы это проверили. Группа под названием АТБ – ассоциация “Только для белых”. Вы случайно о такой не слышали?

– Как же, наслышан, – отозвался Маккаски. – Только не надо говорить, что ветер шепнул вам на ухо про “Балтик-авеню”. Это считается большим секретом.

– Нет, – успокоил его Роджерс, – мне про это ничего не известно.

"Балтик– авеню” было текущим кодовым названием мероприятий, осуществляемых ФБР для борьбы с внутренними врагами. Оно было взято из игры “Монополия”. Улица “Балтик-авеню” следовала сразу же за клеткой “давай ходи”, то есть это означало начало операции. Пароль менялся еженедельно, и Роджерс с нетерпением ожидал наступления очередного понедельника, когда Маккаски называл ему новый. За последние месяцы из всех паролей, подразумевающих слова “давай” и “ходи” ему больше всего понравились “Моисей”, по-видимому, навеянный популярной песней “Пусть народ мой идет”, и “Мятная площадка” -по ассоциации со знаменитыми в шестидесятые годы танцплощадками “давай-давай”, где публика поголовно жевала мятную жвачку.

– АТБ отрабатывается в рамках “Балтик-авеню”? – уточнил Роджерс.

– Нет, – ответил Маккаски, – по крайней мере не напрямую. Роджерс знал, что расспрашивать дальше о конкретной операции лучше не стоит. Даже при том, что их телефонный разговор был закрыт от посторонних ушей, защита оказывалась эффективной лишь от случайных слушателей. Звонки все же можно было и отследить и расшифровать, а некоторые члены этих проповедовавших превосходство белого человека группировок были отнюдь не дураками.

– Расскажите, что вам известно об АТБ? – попросил Роджерс.

– Что ж, солидная организация, – начал Маккаски. – У них есть несколько лагерей, где ведется подготовка военно-прикладного характера, они имеются и на Юго-востоке, Юго– и Северо-западе. Там выбор по полной программе – от уроков по изготовлению самодельных боеприпасов и до внешкольных занятий для трудных подростков. Издают красивый журнал под названием “Phrer”, что произносят как “Фюрер”, у которого есть свои корпункты и отделы по рекламе и распространению в Нью-Йорке, Лос-Анджелесе и Чикаго. И они же спонсируют популярную рок-группу под названием “Чисто-белые потрясающие пижоны”.

– А еще они засели в Интернете, – добавил Роджерс.

– Знаю, – сказал Маккаски. – С каких это пор вы начали лазить по компьютерным сетям?

– Я-то не лажу, – ответил Роджерс, – а вот сын Чарли Скуайрза это делает. И вчера он подцепил полную насилия игру, где учат линчевать негров.