Том Клэнси - Государственные игры

– Нет, – настаивал он. – Так было раньше. Это неверный путь. Пойми, это не поражение, мы всего лишь немного отступили…

– Все это слова! Пустые слова!

– Карин, послушай меня, – не останавливался Манфред. – Тебе следует реализовать свои устремления и настроения совсем иным образом. Помоги Рихтеру, веди всех нас на Ганновер.

Карин отвернулась и вгляделась в огонь.

– У меня нет права кого-либо куда-либо вести, пока живы эти двое. Я стояла рядом с Рихтером и наблюдала, как мои люди, мои солдаты ничего не сделали.

Она разглядела проход в затихающем огне и направилась сквозь редеющий дым. Манфред не отставал.

– Ты не сможешь догнать автомобиль, – настаивал он.

– Он ведет машину без света и по проселочной дороге, – не согласилась она, переходя на бег трусцой. – Я перехвачу их или же выслежу. Это будет нетрудно.

Манфред перешел на быстрый шаг.

– В запале ты ничего не соображаешь, – говорил он ей на ходу. – Откуда тебе знать, не поджидает ли он тебя сам?

– Неоткуда.

– Не подскажешь, а мне что без тебя тут делать?

– Присоединяйся к Рихтеру, как сам и советовал.

– Я не это имел в виду. Карин, давай хотя бы поговорим… – пытался он урезонить ее. Женщина перешла на бег.

– Карин! – закричал вслед ей Манфред. Огибая деревья и минуя коряги и корни, она наслаждалась взрывом внутренней энергии и собственным бесшумным движением.

– Карин!!

Ей, не хотелось больше никого слышать. Она не была уверена в том, насколько сподвижники подвели ее и насколько подвела их она сама. Она знала одно-единственное: чтобы соответствовать своей роли в момент катастрофы, чтобы снова ощутить себя чистой, ей было необходимо умыть руки кровью.

И она это сделает. Так или иначе, сегодня вечером или завтра, в Германии или в Америке, но сделает непременно.

Хаузен аккуратно и мягко посадил самолет.

Худ приник к иллюминатору. У него не возникло сомнений, куда они вырулят дальше. Яркий прожектор, установленный на небольшом здании аэропорта, освещал сверху группу из одиннадцати мужчин. Все они были в джинсах и рабочих рубахах. Двенадцатым был мужчина в деловом костюме. По тому, как этот молодой человек то и дело поглядывал на свои часы, Худ определил, что тот не из числа полицейских. Уж слишком он был нетерпелив. Пол также сразу вычислил, кто из встречавших был Байоном. Бульдожье выражение лица не оставляло сомнений. Он выглядел так, словно вот-вот кого-то укусит.

Байон подошел к самолету, прежде чем тот окончательно замер. Мужчина в костюме поспешил вслед за ним.

– Мы не прихватили с собой даже пакетиков с орешками, – посетовал Столл, отстегнув ремень безопасности и барабаня пальцами по колену.

Худ наблюдал, как Байон – им оказался именно тот бульдог, которого он приметил, – приказал своим людям подкатить к самолету трап. И когда второй пилот наконец-то открыл дверь, трап оказался уже на месте.

Худ пригнулся и вышел наружу. За ним последовали Нэнси, Столл и Хаузен. Байон окинул взглядом всю группу, его колючие глаза остановились на Хаузене, затем вернулись к Худу, когда тот ступил на бетон.

– Добрый вечер, – поздоровался Худ и протянул Байону руку. – Меня зовут Пол Худ. Тот ответил рукопожатием.

– Добрый вечер. Полковник Байон, – в свою очередь представился он и указал большим пальцем на мужчину в костюме. – Это месье Матэ из таможни. Он хочет, чтобы я вам сказал, что этот аэропорт не международный и что вас здесь принимают исключительно из уважения ко мне и к группе быстрого реагирования Национальной жандармерии.

– Vive la France «Да здравствует Франция (франц.).», – буркнул себе под нос Столл.

– Les passports «Паспорта (франц.).», – напомнил Байону месье Матэ.

– Он хочет взглянуть на ваши паспорта, – пояснил Байон. – Затем, я надеюсь, мы сможем заняться своим делом.

– А если я свой забыл, – обратился Столл к Байону, – это не значит, что я должен буду отправиться домой?

Полковник оценивающе посмотрел на американца.

– Вы отвечаете за работу прибора? Столл утвердительно кивнул.

– Тогда нет. Даже если мне придется пристрелить Матэ, вы отправитесь с нами.

Столл полез во внутренний карман куртки и извлек свой паспорт. Остальные последовали его примеру.

Матэ пролистал каждый из них, сверяя лица с фотографиями. Затем он передал паспорта Байону, который вернул их Худу.

– Continuez «Продолжайте (франц.).», – нетерпеливо произнес Матэ.

– Еще меня просили вам передать, – сказал Байон, – что официально вы не въезжали во Францию. И что предполагается, что вы ее покинете в пределах двадцати четырех часов.

– Нас нет, но мы есть, – прокомментировал Столл. – Аристотелю это понравилось бы.

– Почему Аристотелю? – поинтересовалась стоявшая за ним Нэнси.

– Он верил в абиогенез, теорию, согласно которой живое может возникать из неживой материи. В семнадцатом веке Франческо Реди доказал обратное. А теперь мы, в свою очередь, опровергаем Реди.

Худ вернул паспорта и стоял, наблюдая за Матэ. По выражению лица чиновника он понял, что не все в порядке. Матэ отвел Байона в сторонку, и они о чем-то посовещались. Когда полковник вернулся, то выглядел еще несчастнее прежнего.

– В чем дело? – поинтересовался Худ.

– Он несколько озабочен, – ответил Байон и посмотрел на Хаузена. – Ему не хотелось бы, чтобы эта весьма необычная ситуация получила какую-либо огласку.

– Я его не виню, – холодно заметил Хаузен. – Кому захотелось бы объявлять о том, что его страна стала домом для такого человека, как Доминик?

– Никому, – согласился Байон, – кроме, быть может, страны, которая подарила нам Гитлера.

Обычно в подобных противостояниях Худ занимал примиряющую позицию. Однако в данном случае он решил не вмешиваться. Оба мужчины были на взводе, и Пол чувствовал, что, вмешавшись, только обретет себе врагов.

– Я приехала сюда, чтобы остановить очередного Гитлера, – сообщила им Нэнси, – а не для того, чтобы склочничать по поводу последнего. Мне здесь кто-нибудь собирается помочь?

Выставив плечо вперед, она прошла мимо Байона, Матэ, остальных сотрудников жандармерии и направилась к терминалу.

Хаузен посмотрел на Байона, затем перевел взгляд на Худа.

– Она права, – признался он. – Мои извинения вам обоим. У Байона приоткрылся было рот, как если бы он был не совсем готов так просто покончить с этим делом, но он взял себя в руки и расслабился. Полковник повернулся к Матэ, который, похоже, пребывал в глубоком замешательстве.

– A demain, – сказал он жестко чиновнику и подал сигнал своим людям отправляться.

Худ, Столл и Хаузен последовали за ними.

Торопливо пересекая терминал, Худ подумал, случайно ли Байон выбрал в качестве прощания слово “до завтра”, которое по-французски означало и то место, куда они все направлялись «Игра слов: demain – по-французски звучит “демэн” и означает “завтра”, а предлог “а” означает и “до” и “в”.».