Мэри Кларк - Ты мне принадлежишь

Эдна объяснила, что «bon mot» означает «острое словцо». Она знала, что Хильде понравятся крупные листы. «Не то что эти почтовые открытки, на которых и пары слов не уместишь».

Бумага была как раз нужного размера, чтобы сделать набросок, который поможет Хильде удержать в памяти лицо мерзавца, отнявшего у той несчастной женщины конверт и толкнувшего ее под машину. Преодолевая боль в негнущихся пальцах, Хильда медленно начала рисовать. На бумаге стали проступать черты — не профиль, а скорее лицо в три четверти, повернутое к ней. Да, волосы у него росли вот так, напомнила она себе. Она выписала ухо — красивой формы, плотно прилегающее к голове. Глаза у него были широко расставленные, они сощурились, когда он смотрел на миссис Уэллс. Ресницы длинные, подбородок решительный.

Наконец Хильда положила перо, весьма довольная собой. Неплохо, подумала она, совсем неплохо. Она посмотрела на часы: без пяти одиннадцать. Хильда включила телевизор и пошла на кухню ставить чайник.

Не успела она зажечь газ, как раздался звонок домофона. «Господи, кто это так поздно?» — удивилась Хильда. Она прошла в крошечную прихожую и сняла трубку домофона.

— Кто там? — Она даже не пыталась скрыть раздражение.

— Мисс Джонсон, очень жаль, что приходится вас беспокоить. — Мужской голос, низкий и приятный. — Я детектив Андерс. У нас в участке есть задержанный, возможно, именно его вы видели, когда он толкнул сегодня миссис Уэллс. Я хотел бы показать вам его портрет. Если вы его опознаете, у нас будет основание предъявить ему обвинение. В противном случае придется его отпустить.

— Я думала, никто мне не поверил, — огрызнулась Хильда.

— Мы не хотели, чтобы всем стало известно, что мы идем по следу подозреваемого. Могу я подняться на минутку?

— Ну давайте.

Хильда нажала на кнопку, открывающую дверь подъезда. Потом она вернулась к секретеру и с чувством законной гордости взглянула на свой набросок. «Вот посмотрим, что скажет детектив Андерс, когда это увидит!» — подумала она.

Она слышала, как старый лифт, кряхтя и поскрипывая, добрался до ее этажа, потом до нее донесся тихий звук шагов. Она выждала, пока детектив Андерс позвонит в дверь, и только потом открыла. «Должно быть, холодает», — подумала Хильда. Воротник его пальто был поднят, на голове была мягкая шляпа с опущенными полями, низко надвинутая на лоб. К тому же он был в перчатках.

— Это не займет и минуты, мисс Джонсон, — сказал он. — Мне очень жаль, что пришлось вас побеспокоить.

Хильда прервала его извинения на полуслове.

— Входите, — решительно проговорила она. — У меня тоже есть что вам показать.

Ведя его к секретеру, она не расслышала, как тихо щелкнул язычок замка закрывающейся двери.

— Я набросала портрет человека, которого видела, — торжествующе заявила она. — Давайте сравним его с вашим рисунком.

— Разумеется.

Но вместо рисунка визитер положил на стол водительское удостоверение с фотографией.

— Смотрите! Это то же самое лицо! — воскликнула Хильда. — Вот его-то я и видела! Он толкнул ту женщину и отнял конверт.

Впервые она взглянула прямо в лицо детективу Андерсу. Он снял шляпу и опустил воротник пальто. Глаза Хильды округлились в шоке. Рот у нее открылся, но она смогла лишь тихо прошептать: «О нет!» Она попыталась отступить на шаг, но наткнулась на открытую крышку секретера у себя за спиной. Лицо у нее посерело: она поняла, что попала в ловушку.

Она умоляющим жестом вскинула руки, потом беспомощно заслонилась ладонями от ножа, нацеленного ей в грудь.

Он отпрыгнул, чтобы его не испачкала брызнувшая кровь, и проследил, как тело бессильно оседает на вытоптанный до основы ковер. Взгляд Хильды застыл, глаза остекленели, но она сумела прошептать:

— От бога... не... уйдешь...

Когда он перегнулся через нее, чтобы забрать свои водительские права и ее рисунок, по телу Хильды прошла последняя судорога, и ее рука упала на его ботинок.

Стряхнув руку Хильды, он спокойно прошел к двери, открыл ее, проверил, нет ли кого в коридоре, и в четыре шага оказался у выхода на пожарную лестницу. Добравшись до вестибюля, он приоткрыл дверь подъезда, постоял несколько минут, убедился, что на улице ни души, и отправился домой.

Ему стало страшно при мысли о том, насколько он был близок к гибели. Если бы полицейские поверили старой кошелке и пришли поговорить с ней в этот вечер, она могла показать им свой рисунок. А уже завтра он был бы напечатан во всех газетах.

Пока он шел, его левая нога отяжелела, с каждым шагом ее все труднее было отрывать от земли. Казалось, на ней все еще лежит рука Хильды Джонсон.

Может, своими последними словами она наложила на него проклятие? — спросил он себя. Они напомнили ему об ошибке, совершенной ранее в тот же день, — об ошибке, которую Сьюзен Чандлер с ее острым аналитическим умом могла бы обнаружить. Это не исключено, она ведь не так давно работала прокурором.

Он знал, что этого нельзя допустить.

Сьюзен спала беспокойно, ее мучили кошмары. Проснувшись, она вспомнила обрывки сцен, в которых присутствовали Джейн Клаузен, Ди, Джек и она сама. Она вспомнила, как в какой-то момент Джейн Клаузен взывала к ней: «Сьюзен, мне нужна Регина», а Ди, простирая к ней руку, говорила: «Сьюзен, мне нужен Джек».

«Что ж, его ты получила», — подумала Сьюзен. Она вылезла из постели и потянулась, стараясь облегчить привычную боль в сердце. Ее глубоко смущало, что после стольких лет подобный сон мог вызвать целую лавину воспоминаний. Воспоминаний о том, как она была двадцатитрехлетней студенткой второго курса юридического факультета, делавшей почасовую работу для Недды. А Джек был двадцативосьмилетним фотографом. Он специализировался на рекламных съемках, только-только начал приобретать известность. Они были влюблены.

Сцена вторая: те же и Ди. Старшая сестра. Обожаемая модель модных фотографов. Изысканная. Остроумная. Обворожительная. У нее было трое претендентов в женихи, делавших ей предложение. Но ей понадобился Джек.

Сьюзен прошла в ванную, достала зубную пасту и энергично вычистила зубы, словно таким простым способом можно было отбить горький привкус, появлявшийся всякий раз, как она вспоминала слезливое объяснение Ди: «Сьюзен, прости меня. Но то, что происходит хмежду мной и Джеком... это неизбежно. Это необходимо».

Жалкое, невразумительное извинение Джека: «Сьюзен, мне так жаль».

«А главное безумие, — думала Сьюзен, — состояло в том, что они действительно подходили друг другу». Они действительно любили друг друга. Может быть, даже слишком сильно. Ди терпеть не могла холодов. Если бы она не была так влюблена и не была такой хорошей спортсменкой, она бы настояла, чтобы Джек перестал таскать ее по лыжным курортам. Если бы ей удалось удержать его дома, его не накрыло бы лавиной. И, может быть, сейчас он был бы жив.