Мэри Кларк - Ты мне принадлежишь

«Облети океан на серебристом лайнере». Он вспомнил Монику, застенчивую наследницу миллионов, с которой познакомился во время трансатлантического перелета в Лондон. Вспомнил, как говорил ей о крыле самолета, сверкающем серебром в солнечных лучах.

Разумеется, кольца были ошибкой. Теперь он это ясно сознавал. Это была его маленькая шутка, как и связь между именами, которыми он пользовался в своих особых поездках. Надо было держать свои шутки при себе.

Но Парки, который делал кольца, уже вне игры. А теперь вышла из игры и Тиффани, видевшая, как он покупал одно из них. Он был уверен, что, как и Кэролин, она узнала его перед самым концом. Это понятно: Тиффани хорошо разглядела его в сувенирной лавке, причем в его повседневном виде. И все же становилось не по себе при мысли о том, что даже в скудном освещении на автостоянке она сумела его узнать.

Перышки на ветру. Ему никогда не собрать их все, но он уверял себя, что их унесет ветром и никто не заметит. Сколько бы он ни старался держаться подальше от объективов фотокамер, наверняка на заднем плане каких-то фотографий, снятых на круизных судах, он запечатлен, это неизбежно. Люди по всему миру вставляют такие фотографии в рамочки, хранят их, чтобы вспоминать свои сказочные каникулы... И сейчас эти фотографии пылятся на бесчисленных комодах в спальнях и на стенах в кабинетах, никто не обращает на них внимания... Такая картина представлялась ему и забавной, и в то же время пугающей.

Кэролин Уэллс собиралась послать фото, на котором он был запечатлен, доктору Сьюзен Чандлер. Он едва успел ее перехватить, и мысль о том, что он был на волосок от гибели, до сих пор приводила в трепет. Он прямо-таки видел, как Сьюзен распечатывает конверт, узнаёт его, и глаза у нее округляются от изумления и ужаса.

Ну вот наконец-то и его гараж. Он съехал по пандусу, остановился, вышел из машины и кивнул дежурному, который приветствовал его с искренней теплотой, приберегаемой только для постоянных клиентов. Был уже почти час ночи. Короткое расстояние, отделявшее гараж от дома, он прошел пешком, с наслаждением ощущая на лице дыхание холодного, бодрящего ветра.

«Через неделю все будет кончено, — обещал он себе. — К тому времени мне останется преодолеть последний отрезок долгого пути. Сьюзен Чандлер придется устранить, после чего я отправлюсь в свой последний круиз».

Он был уверен, что, как только миссия завершится, огонь, пожирающий его изнутри, погаснет и он наконец-то вырвется на свободу. Он станет именно таким человеком, каким его всегда хотела видеть мать.

Ранним утром в четверг Памела Гастингс заехала в больницу проведать Кэролин Уэллс в надежде, что сейчас ей сообщат о значительном улучшении. Увы, ей сказали, что состояние подруги не изменилось.

— Она опять звала «Уэна», — сказала Глэдис, старшая сестра утренней смены. — Только на этот раз мне показалось, что она сказала: «О, Уэн!» Как будто хотела поговорить с ним.

— Ее муж слышал, когда она это сказала, Глэдис?

— Нет. Он вчера после обеда как ушел, так больше не возвращался.

— Не возвращался? — переспросила ошеломленная Памела. — А вы не знаете, он звонил? Может, он заболел?

— Он не давал о себе знать.

— Этого не может быть, — пробормотала Памела. — Я ему позвоню. Можно повидать Кэролин?

— Конечно.

После аварии прошло всего два с половиной дня, а Памела уже так освоилась в отделении интенсивной терапии, словно провела тут полжизни. Вчера кровать, на которой лежал старик, поступивший с обширным инфарктом, была обнесена ширмами. Сегодня она была пуста. Памела решила ни о чем не спрашивать. Она не сомневалась, что ночью старик умер.

Не закрытая бинтами часть лица Кэролин в это утро казалась еще более распухшей, чем вчера, синяки потемнели. У Памелы по-прежнему не укладывалось в голове, что эта женщина, спеленатая бинтами как мумия, подключенная к трубкам, — ее очаровательная, веселая, жизнерадостная подруга.

Руки Кэролин лежали поверх одеяла. Памела сплела свои пальцы с ее, обратив внимание на то, что с безымянного пальца Кэролин исчезло простое золотое венчальное кольцо без камня. Это наблюдение заставило ее вспомнить о том, что Кэролин никогда не злоупотребляла драгоценностями. У нее было несколько красивых брошей и подходящих к ним серег, да старинная нитка жемчуга, доставшаяся от бабушки. Больше она никогда ничего не носила.

— Кэролин, — тихо сказала Памела, — это я, Пам. Просто хотела узнать, как ты тут. Все о тебе спрашивают. Как только почувствуешь себя лучше, у тебя соберется вся гоп-компания. Мы с Вики и Линн уже готовим вечеринку по случаю твоего выздоровления. Шампанское, икра, лососина — все, чего душа пожелает. «Банда четырех» умеет пировать на широкую ногу. Верно?

Памела сознавала, что несет чепуху, но ей сказали, что Кэролин, возможно, слышит ее. Ей не хотелось говорить о Джастине. Пришло в голову, что если Джастин толкнул Кэролин под колеса и если Кэролин об этом знает, то ей невыносимо слышать его голос и ощущать само его присутствие.

«Но я не знаю, чем тут можно помочь, — подумала Памела. — Если бы только она пришла в сознание... хоть на минутку!»

— Мне пора, Кэр, — сказала она вслух, — но я еще вернусь. Целую.

Она коснулась губами щеки Кэролин, но никакого ответа не почувствовала.

Утирая слезы тыльной стороной ладони, Памела покинула отделение интенсивной терапии. Проходя мимо комнаты ожидания, она с удивлением увидела Джастина. Он сидел на стуле, ссутулившись, весь поникший. Он был небрит, в той же одежде, что вчера. Их глаза встретились, и он вышел в коридор.

— Кэролин тебе что-нибудь сказала? — спросил он с надеждой.

— Нет, она ничего не сказала. Джастин, ради всего святого, что происходит? Почему ты не вернулся сюда вчера?

Он помедлил, ответил не сразу.

— Потому что полиция считает, что это я толкнул Кэролин под машину, хотя формально меня еще ни в чем не обвинили. — Он твердо выдержал пристальный взгляд Памелы. — Ты шокирована, да, Пам? Шокирована, но не удивлена. Тебе такая возможность тоже приходила в голову, верно?

Вдруг его лицо исказилось гримасой боли, и он разрыдался.

— Неужели никто не понимает, что я к ней чувствую?

Овладев собой, он покачал головой и указал пальцем в сторону палат интенсивной терапии.

— Больше я туда не пойду. Если Кэролин кто-то толкнул и она ощутила это, она и сама могла решить, что это я. Но у меня только один вопрос: если у нее действительно роман с этим парнем, с этим «Уэном», которого она все время зовет, тогда почему, черт побери, он не пришел ее проведать?

Проработав в ФБР тридцать лет, Крис Райан ушел на пенсию и открыл собственное небольшое сыскное агентство на Пятьдесят второй улице. Теперь ему было шестьдесят девять лет, его густая и пышная шевелюра поседела, крепко сбитое тело несколько отяжелело, но лицо сохранило добродушное выражение, и голубые глаза смотрели по-прежнему дружелюбно. Другими словами, он был идеальным кандидатом на роль Санта-Клауса в начальной школе, где учились его внуки.