Дин Кунц - Чейз (Погоня)

Итак, дело сделано.

И никакой лжи больше не надо.

Награжденный медалью за доблесть, самой священной и ревностно охраняемой государственной наградой, он хотел только лишь одного: забиться в комнату на чердаке у миссис Филдинг и посвятить себя покаянию. Но ему этого не позволили.

Потом он встретил Гленду, и все изменилось. Уже и не могло быть речи о том, чтобы вернуться к затворничеству, отдалиться от происходящего вокруг. Теперь он хотел только покоя, любви и нормальной жизни. Ковел, полиция и Ричард Лински не давали ему этого. Газетчики, узнай они, что Чейз решил дело самостоятельно, тоже не дали бы.

Скрывая от самого себя, он, с момента своего решения прийти сюда в одиночку, знал, что собирается убить Лински именно таким образом. И когда он убирал следы борьбы в гостиной, он знал об этом. Но признался себе, только когда спустил курок.

Обратившись к своей совести, он не обнаружил вины. Это не то что женщины в туннеле. Они не сделали ему ничего плохого, ничем не угрожали. Судья же отнял у него всякую надежду на покой.

Чейз поднялся и подошел к раковине. Он полоскал рот, пока не исчез неприятный вкус, потом вернулся к унитазу, сел на крышку и попытался обдумать все происшедшее.

Он не чувствовал вины, потому что другие люди загнали его в угол — и освободиться ему удалось лишь с помощью смертоносных навыков, полученных в армии. Он выиграл по их правилам. Чейз сожалел о содеянном, но чувство вины относилось лишь к тем вьетнамским женщинам, которые будут жить в его памяти, пока он не умрет. Теперь ему стало абсолютно ясно: он умышленно не заметил пистолета на телевизоре и принял пулю в плечо как заслуженное наказание, и одновременно она подтолкнула его к действию, на которое было трудно решиться. Ричард Лински был такой же жертвой всеобщего ханжества, как и он сам. Будь крутым на войне и дома — вот всеобщий принцип, и он стал приверженцем этой морали.

Больше ему не нужно быть героем.

Чейз встал и вышел из ванной.

В комнате он отвязал тело Ричарда Лински, и оно распростерлось на полу. Затем принялся тщательно вытирать стул влажными бумажными полотенцами, и когда с него исчезли следы крови, поставил его на место, к обеденному столу, а полотенца бросил в мусорный пакет.

Осмотрев пистолет, Чейз обнаружил, что в обойме не хватает трех патронов, но тут уж он ничего поделать не мог. Впрочем, это вовсе не доказательство, что Судья стрелял в кого-то еще или что он не покончил жизнь самоубийством. Чейз вытер пистолет полотенцем и прижал к нему руки Судьи, чтобы оставить отпечатки.

Разделавшись с пистолетом, он стал искать два патрона, которые израсходовал Судья. Один застрял в плинтусе, и он выковырнул его, почти не оставив следа. Второй оказался за переносным баром, под пятном на стене, где прежде висело зеркало. Он извлек его вместе с большим куском стекла, не замеченным им раньше.

Тем же полотенцем он начал было вытирать все, до чего дотрагивался, но тут же спохватился. Ведь на всех вещах наверняка полным-полно отпечатков пальцев, и его собственные на их фоне вряд ли кто заметит. А вот если полицейские обнаружат, что дверная ручка чисто вытерта, они ни за что не поверят в самоубийство. Чейз решительно кинул полотенце в мешок с мусором.

Было без четверти двенадцать, когда он добрался до “мустанга” и положил в багажник пластиковый мешок. Он сел в машину, завел двигатель и поехал по улице мимо бунгало Лински. Свет горел. И будет гореть всю ночь.

По пути в мотель он начал думать о Гленде и о том, что скоро, через час, он ляжет с ней в постель. На этот раз, он почти уверен, у него все получится как надо. Эта мысль, да еще осознание того, что Судья навсегда исчез из их жизни, помогла освободиться его духу, разорвала все путы — он чувствовал себя так, будто парит в небе. У него кружилась голова, и он думал, когда лучше сделать ей предложение; у него не было более сильного желания, чем жениться на ней.

Нет, он не забыл операции “Жюль Верн”. Просто теперь Чейз со всей очевидностью понял, что он — жертва общества, так же, как те вьетнамки были их жертвами. Вина может быть разбавлена надеждой и счастьем, даже для него.

Снова подумав о Гленде, он представил ее своей женой, и ему это очень понравилось. Через несколько лет у них, возможно, будет ребенок.

Один ребенок. Он не хочет, чтобы она превращалась в родильную машину. А если это будет мальчик, никто из Них не доберется до него, никто из Них не заберет его, когда ему исполнится восемнадцать, и не научит убивать. Общество научило Чейза быть крутым — что ж, в случае необходимости он воспользуется этим своим умением, чтобы защитить дорогих ему людей.

Гленда ждала в комнате, сидя на кровати перед включенным телевизором. Услышав его стук, она отперла дверь, откинула цепочку, подозрительно выглянула в коридор и заулыбалась.

— Что произошло? — спросила она, приглашая его в комнату.

Чейз начал расстегивать на ней блузку, в полной уверенности, что у него все получится. Он слегка дрожал, но надеялся, что она этого не заметит.

— Он застрелился.

— Что?

— Приехав туда, я долго крался в дом, тихонько пробрался в гостиную и увидел, что он лежит мертвый. Он оставил записку.

— А почему ты так долго?

— Я не решился войти в дом раньше десяти часов. А когда нашел его, то пришлось сесть и все хорошенько обдумать. Потом я стирал свои отпечатки с дверной ручки и всего, что трогал, долго и осторожно выбирался из дома, на случай, если кто-нибудь из соседей заподозрит неладное.

— Ты уверен, что он умер?

— Да.

Она подошла к нему, положила руку на плечо, прямо на временную повязку:

— А это что такое?

— Я упал и поранился.

Она помогла ему снять рубашку и развязала повязку:

— Чем поранился?

— Порезался о разбитое зеркало, — сказал он, чувствуя, как подступает тошнота. — Я разбил у Лински зеркало и порезал руку.

— Пойдем в ванную, — сказала она. Кровь перестала течь и запеклась черной уродливой коркой. Гленда осторожно промыла рану и разорвала одну из наволочек на бинты:

— Надо показаться доктору.

— Ничего, это ерунда, — отмахнулся он. Когда она кончила его перевязывать, он взял ее лицо в свои ладони и спросил:

— Гленда, выйдешь за меня замуж?

— У тебя шок, — сказала она. — Не делай предложения прежде, чем у тебя прояснится в голове.

— Если ты сейчас же мне не ответишь, — в шутку пригрозил он, — я закричу во весь голос.

Она улыбнулась, но сразу поняла, что он говорит серьезно.

— Ты даже не сказал, что любишь меня.

— Правда? Вот глупость. Конечно люблю, и ты знаешь об этом. И должен тебе признаться, что, кажется, с этого момента могу любить тебя также и физически. — Он улыбнулся ей. — Выходи за меня замуж.