Робин Кук - Грань риска

— Еще хуже то, что ты не испытываешь ни малейшего раскаяния, — сердилась Ким. Лицо ее раскраснелось.

— Я не собираюсь извиняться, если не чувствую себя виноватым, — огрызнулся Киннард.

— Вот и отлично, — закончила разговор Ким, направившись к посту.

Киннард снова взял ее за руку.

— Мне очень жаль, что ты так расстроилась, — сказал он. — Но я думал, что прошло уже достаточно времени, и ты успокоилась. Давай поговорим об этом в субботу. Я не дежурю, мы можем вместе поужинать, а потом пойти куда-нибудь развеяться.

— Мне очень жаль, но у меня уже есть планы на субботу, — желчно проговорила Ким. Это было неправдой, и она почувствовала, как к горлу подкатил комок. Она ненавидела конфликты и знала, что всегда в них проигрывает. Каждый раз, когда ей приходилось конфликтовать, отдувалась за все ее вегетативная нервная система.

У Киннарда открылся рот.

— Понятно, — бросил он. Глаза его сузились.

Ким судорожно сглотнула. Она поняла, что задела его за живое.

— Ну что ж, это игры, в которые играют вдвоем, — произнес Киннард. — Я имею в виду встречи мужчин и женщин. В этом мое преимущество.

— Кто же на этот раз? — спросила Ким. Она пожалела о вопросе, не успев закрыть рот.

Киннард зло усмехнулся и отошел.

Чувствуя, что скисает, Ким бросилась в раздевалку, ей надо было побыть одной, ее трясло. Она несколько раз глубоко вздохнула, постояла пару минут и, овладев собой, решила вернуться к работе. Не успела она сделать первый шаг, как дверь распахнулась и в раздевалку буквально влетела Марша Кингсли, девушка, с которой Ким делила квартиру.

— Я случайно слышала ваш милый разговор, — призналась Марша. Это была маленькая порывистая женщина с копной темно-рыжих волос, которые она во время работы стягивала в пучок. Марша и Ким не только вместе снимали квартиру, но и вместе работали в отделении послеоперационной интенсивной терапии. — Он просто болван, — заявила Марша. Она лучше чем кто бы то ни было знала историю отношений Ким с Киннардом. — Не давай этому эгоисту злить себя.

Внезапное появление Марши обезоружило Ким, она больше не могла сдерживать слезы.

— Я ненавижу конфликты, — всхлипывала Ким.

— Я думаю, что ты вела себя с ним образцово, — подбодрила ее Марша, протягивая ей кусок бинта.

— Он даже не извинился. — Ким вытерла глаза.

— Он просто бесчувственный чурбан, — произнесла Марша.

— Я не понимаю, в чем была не права, — пожаловалась Ким. — Я всегда думала, у нас прекрасные отношения.

— Да все ты делала правильно, — возразила Марша. — Остальное — его проблемы. Он слишком эгоистичен. Ты только сравни его и Эдварда. Эдвард каждый день посылал тебе такие красивые цветы.

— Мне не нужны цветы каждый день, — заметила Ким.

— Конечно, не нужны, — поддержала ее Марша. — Но главное — чувства. Киннард твои чувства совершенно не щадит. Ты заслуживаешь гораздо лучшего отношения.

— Ну, не знаю, не мне судить — Ким высморкалась. — Одно я знаю точно. Мне надо изменить свою жизнь Я хочу переехать в Салем. Хочу поселиться в доме в нашем семейном имении. Мы с братом унаследовали этот дом.

— Чудесная идея! — воскликнула Марша. — Тебе действительно стоит поменять обстановку, особенно учитывая, что Киннард живет на Бикон-хилл.

— Вот такие у меня мысли, — подытожила Ким. — Сразу после работы я собираюсь туда. Давай поедем вместе? Я люблю компанию, а потом, ты можешь подсказать мне что-нибудь насчет переделки дома.

— Прости, но я сегодня не могу, — ответила Марша. — У меня гости.

Закончив работу, Ким вышла из госпиталя, села в машину и выехала из города. Движение было небольшим, и она скоро пересекла мост Тобин-бридж. Первую остановку она сделала у родительского дома на Марблхедском перешейке.

— Есть кто-нибудь? — крикнула Ким, войдя в холл дома, выстроенного в стиле французского шато. Дом стоял в очень живописном месте и выходил фасадом на океан. Внешне он походил на салемский замок, хотя был меньше и оформлен с большим вкусом.

— Я в солярии, девочка, — донесся издалека голос Джойс. Поднявшись по главной лестнице на второй этаж, Ким прошла по длинному центральному коридору и оказалась в комнате, где ее мать проводила большую часть времени. Это действительно был солярий — с тремя стеклянными стенами. С юга дом окаймляла лужайка, на восток открывался захватывающий вид бескрайнего океана.

— Ты даже не сняла форму, — заметила Джойс. В ее тоне проскользнули нотки осуждения, которые могла почувствовать только дочь.

— Я прямо с работы, — начала оправдываться Ким. — Выехала пораньше, чтобы не попасть в пробку.

— Надеюсь, ты не натащила из своего госпиталя микробов, — закапризничала Джойс. — Не хватало только мне еще раз заболеть.

— Я не имею дела с инфекционными больными, — возразила Ким. — Думаю, в нашем отделении существенно меньше бактерий, чем здесь.

— Ну, не скажи, — недовольно проговорила Джойс. Эти две женщины редко сходились во мнениях. Лицом и волосами Ким удалась в отца. У матери было широкое лицо с глубоко посаженными глазами, нос орлиный, с горбинкой. Волосы, когда-то черные, теперь изрядно поседели. Мать никогда не пользовалась косметикой. Кожа бледная, как мрамор, хотя на дворе разгар лета.

— Я вижу, ты еще в халате, — заметила Ким. Она сидела на диване напротив матери, устроившейся в кресле-качалке.

— Мне совершенно незачем переодеваться, — ответила Джойс. — К тому же я неважно себя чувствую.

— Это надо понимать так, что папы опять нет дома. — Ким хорошо знала состояние семейных взаимоотношений.

— Твой отец вчера вечером уехал ненадолго по делам в Лондон.

— Очень жаль.

— Это не имеет никакого значения. Когда он здесь, он точно так же игнорирует мое присутствие, — посетовала Джойс. — Ты хотела его видеть?

— Да, надеялась, — ответила Ким.

— Он приедет в четверг. Если захочет, — с горечью добавила Джойс.

Ким уловила в тоне матери нотки жалости к себе.

— Он уехал с Грейс Тейтерс? — спросила Ким. Грейс была личной помощницей отца, одной из многих в длинной череде личных помощниц.

— Конечно, Грейс поехала с ним, — не скрывая злости, процедила сквозь зубы Джойс. — Джон ведь без нее не способен завязать шнурки на ботинках.

— Если это так тебя раздражает, то зачем ты это терпишь, мама? — спросила Ким.

— По сути дела, у меня нет выбора, — ответила Джойс.

Ким прикусила язык. У нее сразу испортилось настроение. С одной стороны, она очень жалела мать из-за того, что ей приходилось переживать, с другой — испытывала раздражение и злилась на нее за то, что она с упоением играла роль жертвы. У отца постоянно случались романы на стороне, которые он более или менее тщательно скрывал. Сколько Ким помнила, он всегда был таким.