Михаил Позняк - Регрессивный гипноз

– Разворачивайся! – крикнул сзади Пимен.

Сильно накренившись, машина развернулась и устремилась прочь от реки. Мотор оказался мощным и тяговитым, но держаться на широком переднем диване было не за что, только за руль. Мелькнула надпись «Симеоновская площадь», улица нырнула под эстакаду метро.

– Направо!

Раньше сказать не мог? Контрсмещение, газ! Машина пошла боком, вписываясь в узкий проулок. По бокам мелькнули дома, улица повернула направо вдоль путей железной дороги, где Виталий еле разминулся от лобового столкновения с грузовиком.

– Направо, на путепровод!

Машина взлетела вверх к мосту, Виталий нажал на сигнал, и резко вписался в поток машин. Со всех сторон ему гудели, но он гнал, обходя машины то слева, то справа. Трамвайные пути, шедшие посередине улицы, ушли на левую обочину, и ехать стало легче. Справа потянулись корпуса военного госпиталя.

– На площади – налево, потом опять направо!

Перепрыгнув трамвайные пути, машина резким заносом развернулась, пронеслась мимо белой церковной ограды и правым поворотом ушла в сторону казарм.

– Кажется, никого за нами нет, – произнес Пимен, напряженно смотревший до этого в заднее стекло. – Давай правее, затем налево на Волочаевскую и до конца. И можешь уже не гнать, сейчас пойдут наши края!

И верно, уже через десять минут машина поворачивала в ворота на Школьной улице, над которыми висела вывеска «Рогожская транспортная артель».

1

Черная «Волга» полковника Блинова проехала по улице Кирова, обогнула памятник Дзержинскому, стоящий в середине одноименной площади и покатила вниз, между деревьев Новой и Старой площади. Встреча предстояла обязательная и, судя по всему, достаточно неприятная. По окрестным тротуарам шел куда-то по своим делам советский народ, даже не подозревая, что проходит мимо места, где решаются судьбы не только родной страны, но и многих стран, находящихся за тысячи километров отсюда. Силовые структуры могущественной советской империи существовали отнюдь не сами по себе, и даже всевластный в общественном сознании КГБ был так же подотчетен, как и все остальные. Но здесь, скромно и незаметно, обитали те, о ком не писали советские газеты, кто отчитывался о своей работе, по сути – самому себе, но кому отчитывались все остальные. Те, кто на самом деле держал в руках пульт управления огромной государственной машиной. Комитет партийного контроля при ЦК КПСС, последние десять лет, с 1966-го года, управлялся Арвидом Яновичем Пельше. Единственный случай, когда Генеральный секретарь ЦК КПСС Иосиф Виссарионович Сталин решил пошатнуть власть партийных функционеров, выдвинув на первый план органы советские, закончились огромными толпами народа, пришедшими попрощаться с безвременно почившим вождем. Уже при Хрущеве произошло объединение Комитетов Партконтроля и Госконтроля, а руководство стало избираться Секретариатом ЦК КПСС. Таким образом, власть КПК стала абсолютной и неподотчетной никому.

Захлопнув дверь машины, Блинов подошел к подъезду, преодолел сопротивление тяжеленной входной двери с мощной пружиной, словно желавшей напомнить вошедшему о его незначительности, и молча вытерпел процедуру на пропускном пункте. Сегодня ему предстояло познакомиться с новым куратором отдела, вместо ушедшего на заслуженную пенсию давно привычного и предсказуемого Михаила Евграфовича. Согласно разведданным, его преемник прослужил долгие годы в аппарате Михаила Андреевича Суслова, прославленного идеологической нетерпимостью ко всему, что не входило в его картину мира, что не могло не наложить отпечатка и на его сотрудников.

Лестница, красная ковровая дорожка, тишина коридоров власти. Еще одна нарочито тяжелая дверь. Светлое пятно на месте старой таблички, новую еще не повесили. Тук-тук.

– Проходите, товарищ Блинов, – голос бесцветный, как и его хозяин, – Можете называть меня просто – «товарищ Петров».

«Надо же, как официально! А имени-отчества вроде, как и не нужно…» – Блинов пожал своему визави руку, напоминавшую живостью конечность манекена, и занял предложенное кресло. Сидевший перед ним человек какое-то время рассматривал его сквозь очки в золоченой тонкой оправе.

– Скажите, товарищ Блинов, – начал куратор, – Чем же все-таки занимается ваш отдел?

– Простите, – вздрогнул не ожидавший такого начала полковник, – У вас же должен быть допуск к материалам?

– Все это есть, – рука очертила круг над картонными папками, лежавшими на краю стола, – Но материалы оттуда напомнили мне скверную фантастику западного толка. И, если бы не личная беседа с Юрием Владимировичем, я бы счел это неуместным розыгрышем. Так что же, все это действительно имеет место быть?

– Как верно считает товарищ Андропов, это именно «имеет место быть», – нейтральным тоном подтвердил Блинов.

– И как это сочетается с базовым для нас понятием материализма, позвольте спросить?

– Самым наилучшим образом. Как вы могли заметить, никакая религия, и тем более – мракобесие в наших докладах не имеют место быть. Работаем исключительно на переднем рубеже советской науки, отыскивая необычные применения существующих и еще не открытых законов физики и химии.

– М-да? Впрочем, вы же один из Особых отделов, да еще и с научной группой. Что же тогда у вас вместо науки все больше погони с перестрелками?

– Увы-увы! – развел руками Блинов, – Приходится пресекать употребление искомых нестандартных методов отдельными несознательными личностями во вред народному хозяйству.

Полковник руководил отделом давно, канцелярским слогом владел не хуже собеседника и мог поддерживать подобную шизофреническую беседу часами, лишь бы на пользу дела. Теперь, после обмена ритуальными фразами, которые должны были выявить случайно затесавшегося в стройные ряды чужака, должен быть высказан какой-то подвох, создающий чувство вины перед куратором. И он не замедлил с появлением.

– Так, а что же у вас, товарищ Блинов, по идеологической части во вверенном вам отделе? – как бы невинно спросил куратор.

– Имеются комсомольская и партийные организации, проводятся собрания, взносы собираются в срок! – бодро отрапортовал полковник, – Есть кандидаты в члены партии из числа сотрудников!

– Читал, читал. Как-то все гладко у вас идет, как обычно нигде не бывает. И комсомольцы все такие ответственные, хоть картины с них пиши. Трудятся на благо страны, после работы вместе советские песни поют…

«Ага, вот теперь перешли к делу…»

– Например, есть у вас такие, – он зашуршал страницами блокнота, – Волков и Альтшулер. Или все же Альтов? Оперативный псевдоним, скажете? Ну, да ладно. Отлично исполняли на два голоса песню «Гляжу в озера синие, в лугах ромашки рву». Слышали такую?