Джон Вердон - Питер Пэн должен умереть

Гурни были не по душе эти хвалебные слова Хардвика.

– Послушай, Джек…

На этот раз его перебила Кэй:

– Почему вы это делаете?

– Что?

– Принимаете участие в моем процессе.

Гурни оказалось нелегко подыскать слова для ответа, который он был бы готов произнести вслух.

– Из любопытства, – наконец произнес он.

Хардвик снова встрял:

– Да Дэйви у нас прирожденный умелец докапываться до сути. Одержимый прямо. Светоч мысли как есть. Снимает слой за слоем, пока не доберется до истины. Так что, когда он говорит «из любопытства» – для него это гораздо больше…

– Не надо мне объяснять, что это для него. Он здесь. И я здесь. Пусть сам объясняет. В прошлый раз я уже выслушала вас и вашего приятеля-адвоката. – Она чуть сдвинулась на стуле и устремила пристальный взгляд на Гурни. – Теперь я хочу выслушать вас. Сколько они вам платят за работу над делом?

– Кто?

Она показала на Хардвика.

– Он и его адвокат – Лекс Бинчер из «Бинчер, Фенн и Бласкетт».

Кэй произнесла название с таким видом, точно глотала противную на вкус, но необходимую микстуру.

– Они ничего мне не платят.

– Не платят?

– Нет.

– Но вы рассчитываете на какую-нибудь оплату в будущем, если ваши усилия обеспечат желательный результат?

– Нет, не рассчитываю.

– Правда? Тогда, если не считать всего этого вздора про докапывание до истины, почему вы этим занимаетесь?

– Должен отплатить Джеку за одну услугу.

– За что?

– Он мне помог в деле Доброго Пастыря. Я ему помогаю в этом.

– Любопытство. Уплата долга. Что еще?

Что еще? Гурни гадал, знает ли она, что третья причина и вправду есть. Он откинулся на спинку стула, задумавшись, что именно сказать. А потом негромко произнес:

– Я видел фотографию вашего покойного мужа в инвалидном кресле – должно быть, за несколько дней до его смерти. Лицо крупным планом.

Наконец-то Кэй проявила хоть какие-то признаки эмоциональной реакции. Зеленые глаза ее расширились, лицо чуть побледнело.

– И что?

– Выражение его глаз. Я хочу понять, что оно означает.

Она прикусила нижнюю губу.

– Может, это просто… ну, как любой смотрит, если знает, что скоро умрет.

– Не думаю. Я видел множество умирающих. Застреленных продавцами наркотиков. Совершенно незнакомыми людьми. Родственниками. Полицейскими. Но никогда не видел ни у кого такого вот выражения.

Она испустила глубокий, прерывистый вздох.

– Вам нехорошо? – спросил Гурни. Сотни, может быть, даже тысячи раз он видел, как люди пытаются изображать эмоции, которых не испытывают. Но тут фальши не было и в помине.

Кэй на несколько мгновений закрыла глаза, а потом снова открыла.

– Обвинитель сказал присяжным, что лицо Карла выражало отчаяние человека, которого предал тот, кого он любил. Вы тоже так считаете? Что это мог быть взгляд человека, чья жена желала ему смерти?

– Думаю, это возможный вариант. Но не единственный.

Она ответила еле заметным кивком.

– Последний вопрос. Ваш приятель все твердит мне, что успех апелляции не имеет никакого отношения к тому, я ли застрелила Карла или нет. Мол, главное – показать «заметные недочеты в ведении дела». Так скажите мне вот что. Для вас лично имеет значение, виновна я или нет?

– По мне, так только это и имеет значение.

Она смотрела ему в глаза долго-долго, а потом легонько кашлянула, повернулась к Хардвику и заговорила другим голосом – более ломким, легким.

– Отлично. Договорились. Скажите Бинчеру, пусть присылает мне договор.

– Будет сделано, – заверил Хардвик с быстрым серьезным кивком, еле скрывавшим восторг.

Кэй подозрительно глянула на Гурни.

– Что это вы на меня так смотрите?

– Впечатлен тем, как вы принимаете решения.

– Я их принимаю, как только внутреннее чутье у меня приходит в согласие с головой. Что у нас там дальше по списку?

– Вы сказали чуть раньше, что я ничего не знаю о Карле. Просветите меня.

– С чего начать?

– С чего угодно, что кажется вам важным. Например, был ли Карл замешан во что-нибудь, что могло привести к его убийству?

По губам у нее скользнула быстрая горькая улыбка.

– Что его убили – вовсе не удивительно. Удивительно только, как это не убили гораздо раньше. Причина его смерти – сама его жизнь. Карл был очень честолюбив. Честолюбив до безумия. У него это в отца, тот еще был гнусный тип, весь мир заглотил бы, если б только мог.

– Что вы имеете в виду – «до безумия»?

– Честолюбие просто пожирало его, съедало заживо. Больше, лучше, важнее. Еще, еще, еще. А каким способом – уже не важно. Да он, чтобы только добиться своего, с такими людьми общался, с какими вы в одной комнате находиться побрезговали бы. А ведь поиграй с гремучей змеей… – Она замолчала. Зеленые глаза пылали гневом. – До чего же нелепо – что именно я теперь заперта в этом зверинце! Ведь это же я предупреждала его держаться подальше от хищников. Я твердила, что он увяз по уши, что он доиграется и его убьют. А он не желал меня слушать – и доигрался. И именно меня осудили за его убийство!

Она посмотрела на Гурни взглядом, яснее слов выражавшим: «Ну не гнусная ли шутка – жизнь?»

– У вас есть предположения, кто его застрелил?

– Ну, тут опять сплошная жизненная ирония. Тип, без чьего одобрения в штате Нью-Йорк вообще ничего не случается, – иными словами, тот гад, который либо заказал Карла, либо, по крайней мере, дал согласие, – так вот, он трижды бывал у нас дома. Я три раза могла бы сама его прибить. На третий раз – так была к этому очень близка. И знаете, что? Поддайся я тогда искушению, сейчас и Карл был бы жив, и я не сидела бы тут. Улавливаете суть? Меня осудили за убийство, которого я не совершала, – из-за убийства, которое я не совершила, когда надо было.

– Как его зовут?

– Кого?

– Гада, которого вам следовало бы убить.

– Донни Ангел. Также известен как Грек. Также известен как Адонис Ангелидис. Три раза у меня была возможность избавиться от него. И все три раза я эту возможность упустила.

Оборот, который принял разговор, отметил про себя Гурни, выявил новую сторону личности Кэй Спалтер. Внутри поразительного, умного и хрупкого существа таился лед.

– Постойте минутку, – попросил Гурни, желая получить более ясное представление о мире, в котором обитали Спалтеры. – Расскажите подробнее о бизнесе Карла.

– Могу рассказать только то, что знаю. Верхушка айсберга.

За следующие полчаса Кэй успела описать не только бизнес Карла с его странноватой корпоративной структурой, но и его не менее странноватое семейство.

Отец Карла, Джо Спалтер, унаследовал компанию по торговле недвижимостью от своего отца. В итоге «Спалтер Риэлти» владела здоровенным куском от общего массива сдаваемых в аренду помещений штата Нью-Йорк, включая половину многоквартирных домов в Лонг-Фоллсе, – и все это к тому времени как Джо, незадолго до смерти, передал компанию двум своим сыновьям, Карлу и Йоне.